Вик
Шрифт:
Счета в минусе, теперь я был единственным кормильцем для своей семьи, и, хотя я старался изо всех сил, я уже окунулся в свои сбережения достаточно далеко, чтобы заставить меня беспокоиться. Аника предложила заплатить свою долю, но я скорее отрублю себе руки, чем возьму с сестры деньги.
Мы не могли больше так жить.
Эта жизнь, о которой говорил Роам, давалась мне легко. И, возможно, он был прав. Я жаждал этого.
Чтобы снова жить так высоко. Быть выше закона. Иметь деньги и заставлять бояться мужчин — это подпитывало темную часть меня. Я не хотел ничего, кроме как пережить старые дни, когда я избегал кровавой бойни,
Такова была жизнь.
Это была жизнь, по которой я скучал больше, чем должен был. Ведь прошлое было прошлым.
У Саши и Льва был клуб. У меня ничего не было. Настасья заслуживала больше, чем ничего. Она заслужила мужчину, цельного мужчину, а не половину того, кто полагался на доброту своих мальчиков, умоляя их бросить ему чертову кость, чтобы прожить достойную жизнь.
Не поймите меня неправильно; они были близки моему сердцу. Все они. Но это была их жизнь, а не моя.
Горечь охватила меня, унося с собой еще один маленький кусочек света, который быстро угасал. Мое тело становилось оболочкой, моя душа едва светилась в глубинах моего отчаяния.
Моя жизнь была в руинах.
Я не знал, сколько еще смогу вынести. Моя женщина бросила меня, мои друзья не обращали внимания на мою борьбу, а моя семья ожидала от меня большего, чем я мог дать. Разваливаясь по швам, мое психическое здоровье меня подвело. Но я промолчал.
Нить, однако, туго натянулась, грозя оборваться в любой момент.
— Думаю, мы могли бы помочь друг другу. — Грубый напев Роама прервал мои мысли, и тогда он взглянул на меня. — Но мне нужно обязательство от тебя. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы дать тебе как можно больше работы, но с этого момента… — Его глаза потемнели. — …Я твой папа, Вик.
Мой желудок скрутило, а грудь сжалась вместе с порезом на челюсти.
Трахни меня, он был куском дерьма.
Эта штука, эта демонстрация доминирования была не более чем соревнованием по измерению члена. Я с трудом закатил глаза и выпрямился, отказываясь моргать, глядя на мужчину, который думал, что теперь владеет мной.
И щека Роама задрожала.
— По сути ты один из нас, и я не воспринимаю это легкомысленно. Единственная причина, по которой я даю тебе разрешение, это то, что «Хаос» был жестокой фирмой. Они проделали шикарную работу. Снесли город и отстроили его на красной площади. Чертовски красиво. Что касается тебя? Твоя репутация опережает тебя, и… — Он сглотнул едкий смешок. — ...Мы одного происхождения, ты и я. Наш гнев — наше самое большое оружие. — Он откинулся на спинку стула, взял косяк и закурил. Он поднес его к губам и глубоко вдохнул, говоря дымным выдохом. — Признаюсь, мне любопытно. Я хочу увидеть тебя в действии. — Возможно, я был немного удивлен, когда он облизал губы и произнес: — Ты начинаешь сегодня вечером.
Сегодня ночью?
— У меня сегодня работа, — ответил я, и небольшое изменение в его поведении сразу же сказало мне, что я облажался.
Роам уставился на меня. Он смотрел долго и пристально, пока не отложил косяк и не произнес скучающе:
— Да, ты работаешь. — Длинные пальцы слабо постучали по краю стола, и он угрожающе пробормотал: — Для меня. Я не знаю, каким ремеслом, по-твоему, я здесь занимаюсь, но, — он посмотрел на меня сквозь густые ресницы и сверкнул взглядом, — когда я говорю,
Честно говоря, он не сказал ничего такого, чего я не ожидал, и, очевидно, своим отношением я задел живую струну. Я не был идиотом. Несмотря на то, что он был настоящим джентльменом, кулаки этого мужчины повидали больше действий, чем шлюха по воскресеньям.
Роам не стал бы криминальным авторитетом, если бы не пролил свою долю крови. И, судя по его виду, он выкрасил улицы в красный цвет.
Каждый мой инстинкт подсказывал мне дать отпор, но на этот раз мои приоритеты заставили меня придержать язык.
— Без проблем. — Удовлетворенный моим ответом, он предложил мне свежесвернутый косяк. Я отмахнулся от него. — Спасибо, не надо.
На лице Роама отразилось такое резкое недовольство, что на секунду у меня скрутило желудок. Я невольно оскорбил его. Он протянул его во второй раз, и, хотя я колебался, я потянулся, чтобы взять его, и он грубо сказал:
— Когда твой босс предлагает тебе вкусить счастья, ты берешь его. — Он убрал свою жестяную банку и пробормотал себе под нос: — После сегодняшнего вечера оно тебе понадобится.
Я думал, что это все хвастовство.
Но это не так.
Глава 17
Настасья
Где-то около девяти мой желудок скрутился узлом и с тех пор не распутывался.
Виктор не явился на работу. Саша разозлился. Аника молчала.
А я?
Я была обеспокоена.
И хотя у Саши было несколько уникальных описаний ситуации, он обратил свой гнев на Анику.
— Где он? — выдавил он, и Аника сжалась.
— Я не знаю.
Это не звучало как ложь, но где-то здесь скрывался обман. Аника знала больше, чем говорила. Я знала это наверняка, когда она отказалась смотреть на него.
Глаза моего брата сверкнули.
— Почему он не отвечает на звонки, Аника?
Лев хмуро посмотрел на Сашу, опустив бровь.
— Полегче.
В то же время Мина нахмурилась и выпалила:
— Как насчет того, чтобы следить за своим тоном?
Но, как бы редко это ни было, Саша позволил своему раздражению взять верх. Он подошел вплотную, вынудив Анику с широко открытыми глазами сделать шаг назад, и когда она врезалась в стойку, он тихо заговорил:
— Если с ним что-то случится, а ты прикусишь язык… — Он позволил угрозе исчезнуть, но его смысл был ясен.
Услышав это, мои брови нахмурились.
— Что это должно значить? — Я повернулась лицом к Анике и повторила то же самое, мой тон стал выше, чем прежде. — Что, черт возьми, это должно значать?
Аника молча стояла рядом, защитно обхватив себя руками, и губы Саши скривились, когда его взгляд скользнул по ней:
— Да будет так.
Мой брат повернулся и пошел прочь, но в тот момент, когда он скрылся из вида, Аника прерывисто вздохнула, и ее лицо исказилось. Я сразу же пошла к своей подруге, положила руку на ее плечо в утешении и наклонилась, чтобы посмотреть ей в глаза.