Викинг
Шрифт:
Гудрид вскрикнула:
– Не говори о смерти! Я боюсь!
А скальд – злорадно:
– И тем не менее!
Гудрид посмотрела на фиорд: сюда, к этому берегу, плыла лодка.
– Он! – сказала обрадованно Гудрид. – Это Кари!
Тейт тоже посмотрел на фиорд. И сказал:
– Гудрид, подумай над моими словами. Лавина готова сорваться. Она вот-вот покатится вниз. И очень важно, чтобы она не подмяла вас! Это тебе ясно?
– Да, – произнесла Гудрид, не слушая его. Ее глаза, полные радости, глядели на приближающуюся лодочку.
Скальд пожал плечами и скрылся в лесу.
VIII
Гуннар,
Не поздно ли вспомнил Гуннар о земле и мотыге? Учитывая, что он уже сходил в северные воды и запасся рыбой – треской и сельдью, наверное, и поле успеет промотыжить к сроку. Если поможет Кари – тем более.
Туман подымался кверху. Его клочковатый нижний край висел подобно старому тряпью. И с каждым мгновением становилось все светлее – это солнце пробивалось сквозь серую пелену.
Поле, которое все явственнее представлялось взору его хозяина, было выбрано в прошлом году. Никто не заявлял на эту землю своих прав, она была ничья. Вот Гуннар и стал обрабатывать это поле. Просто не было другого. А старое поле Гуннар забросил: перестало давать урожаи. Вот когда и это поле оскудеет – куда тогда деваться, где сыскать новое? Это не просто. Богатые бонды наложили свои лапы на все лакомые кусочки. А кому и чем могут послужить поля, почти сплошь утыканные гранитными зубьями? Какой от них толк?
Вот туман подымается еще выше, и Гуннар прямо перед собою видит своего соседа Откеля, сына Хрута. Тот стоит, как и Гуннар, с мотыгой и озирается вокруг.
– И ты, видно, решил взяться за дело, – говорит Гуннар, смеясь. – Мы с тобой словно сговорились.
– Ничего удивительного, – отвечает Откель. – Раз уж мы соседи и вместе собирали камни, чтобы разграничить наши поля…
– Ты прав, – соглашается Гуннар, – мы сидим в одной лодке, под нами – одно море, над нами – одно небо. Значит, и судьба у нас с тобою – одна.
– Так ведется издавна, – говорит Откель. – Сосед обычно недалеко уходит от соседа. Правда, бывает и так, что бедный бонд влачит существование рядом с богатым бондом или даже конунгом, но это – редко.
– Правда твоя, Откель: если два участка примыкают друг к другу и оба участка такие, что хуже быть не может, то, стало быть, и соседи равны. У нас с тобой даже количество камней на полях одинаковое.
Откель говорит, упершись животом в ручку мотыги:
– Мне приснилось этой ночью, что кто-то кличет меня. Я слышу голос и пытаюсь узнать, кто это. Живое дыхание входит в мое ухо, и я различаю каждое слово, хотя зовут меня от самых ворот. «Что угодно?» – кричу. И слышу голос: «Пора, пора, тебя ждут на поле!» – «Кто ждет?» Называют имя, но не могу понять. Я напрягаю слух. А голос вроде бы близкий, не далекий, но плохо разбираю слово, то есть имя, которое громко доносится. «Неужели это Гуннар?» И сам себе отвечаю: «Нет, это не Гуннар. Гуннар уплыл на север за рыбой». Просыпаюсь. На дворе уже светло… Что означает этот сон, Гуннар?
Гуннар молчит. Туман расходится. Солнце освещает оба поля, лежащие на дне глубокого ущелья.
– Это хорошо, что имени не разобрал.
– Не разобрал! – решительно заявляет Откель. Его карие глаза словно бы подсвечены изнутри. Волосы цвета соломы шевелятся на свежем ветерке. Он сильный. Он работящий. Но одежда на нем – заплата на заплате. (Правда, на дне дубового ларя есть у него одежда, пристойная для тинга или иного праздничного сборища.)
– Сон хороший, – говорит Гуннар. – Я думаю, что он обещает добрый урожай нынешним летом.
А Откель не верит:
– Урожай? На этом поле? Да здесь больше камней, чем земли! Сколько ты получил в прошлом году? На пиво хоть хватило зерна?
– Это верно, – соглашается Гуннар, – поле такое, что хуже не сыщешь. Но что делать? Прежде, чем сойти в могилу, надо перепробовать все. Мы с тобой в ответе перед нашими семьями. Опустишь руки – останешься голодным.
Откель вздыхает. Он глядит на Гуннара и думает: «Постарел Гуннар».
– Все хорошо, – говорит Гуннар, – пусть наша бедность идет рядом с нами. Но что делать, если ко всему вдобавок нам сопутствует и злоба, страшная злоба.
– Это скверно, Гуннар.
– Куда уж хуже! Ты, наверное, наслышан об этом Фроди?
Откель огляделся вокруг, точно опасался, что Фроди подслушает их. И сказал:
– Этот головорез, слышно, прицепился к твоему Кари. Чего ему надо? Из-за чего все это? Из-за девчонки?.. Этот Фроди под стать своему отцу. А отец под стать своему, который был настоящий разбойник. Он отхватил все лучшие земли, которые за Форелевым ручьем. Это был бешеный человек. Кровь приводила его в неистовство, и он мог проливать ее сколько угодно. Разумеется, чужую, не свою. Нет, с ним шутки всегда были плохи. Это – люди с разбойничьими повадками, и мне неприятно, что Кари связался с ним.
– Как это – «связался»? Разве Кари затеял?
– Гуннар, неважно, кто затеял. Важнее – что уже случилось. Неспроста же гарцует поблизости от нас Фроди со своими братьями… Об этом все уже толкуют…
– Что же толкуют?
– Твой Кари перешел дорогу этому Фроди.
Гуннар почувствовал солнце: оно по-настоящему пригрело затылок. Значит, тепло в достатке изливается на землю – пора и за работу…
– Да, пора, – спохватывается Откель, подымая с земли свою мотыгу. – Я был бы дурным соседом, Гуннар, если бы не сказал тебе: будь подальше от этих негодяев…
– Это зависит от меня?
– Скорее от Кари. Он же тебе – сын, а ты ему – отец. Прикажи ему: пусть забудет лужайку на берегу фиорда.
– И что же тогда?
– Тогда, Гуннар, Фроди пойдет другой дорогой. Может быть, на той, на другой дороге какой-нибудь разбойник свернет ему шею. А ты спасай Кари, спасай себя.
Гуннар сопел, смотрел на соседа исподлобья.
– Гуннар, в наше время надо быть осторожным. Надо первому уходить с дороги…
– С чьей дороги?
Откель даже опешил: как, неужели Гуннар не понимает, кому следует уходить с дороги? Не Фроди же!