Викинги. Заклятие волхвов
Шрифт:
Вечером, когда стемнело и войско куршей окончательно отхлынуло в лес, братья острова подсчитали потери. Выяснилось, что из сотни почти три десятка воинов ушло к Одину, а из тех, кто остался, каждый второй был ранен.
Не видя больше противника, ратники острова без сил ложились на землю там, где стояли. Все равно продолжали вглядываться в лес, где под деревьями наверняка притаились дозорные куршей, наблюдая за крепостью из темноты.
Решатся ли курши на ночную атаку? – гадал Гуннар и другие старшие. Ночью хуже сражаться малым числом против многих, в темноте труднее
На всякий случай Гуннар приказал спать посменно – половина воинов отдыхает, вторая половина – настороже. Впрочем, луна и звезды светили ярко, берег вокруг вала, предусмотрительно очищенный от лесной поросли, хорошо просматривался.
На этот раз Сьевнар спал во вторую очередь. Да и не спал почти, лишь подремал вполглаза урывками. Почти до утра под самым валом кто-то громко и протяжно стонал, время от времени выкрикивая незнакомые и, похоже, бессвязные слова. Надоел до того, что решили его добить, но так и не нашли, плюнули.
Да, жаркий выдался день…
Второй день…
А какой он был, этот второй день? – вспоминал потом Сьевнар. Спокойнее – это точно.
Курши, видимо, тоже устали вчера. Поистратили ярость за целый день битвы. Несколько раз они приближались к крепости, осыпали защитников градом стрел и дротиков, но до рукопашной дело так и не доходило.
По-настоящему они атаковали уже под вечер, когда тени начали удлиняться и поворачивать на восток. Их вел высокий вождь в кольчуге и шлеме и стяг с черепом мотал хвостами в первых рядах нападающих.
Только один штурм, но длился он бесконечно, показалось Сьевнару.
Лесные люди, похоже, твердо решили не отступать. Ему изрубили щит в лоскуты, он отбросил его, взял в левую руку второй меч, одним мечом отбивал, вторым – нападал.
Если врагов нужно косить косой, тогда бойцы берут второй меч, так когда-то учил его Гуннар.
Он – косил. Все косили вокруг. Сьевнар сам сбился со счета – со сколькими он схватился за это время. В сумятице боя его бросало от одного к другому, потом – к третьему. Нескончаемые крики в ушах, хруст песка на зубах, густые, вязкие запахи крови и пота… Хотелось пить, все время хотелось пить, в горле словно бы запеклась сухая, шуршащая болячка – это он точно помнил. Ему разбили скулу, от нее – постоянный привкус крови во рту и боль, когда сжимаешь зубы. Левую руку располосовали от локтя до кисти, но тут он даже не заметил, кто и когда. Только потом обратил внимание, что рука словно бы начала гореть. Увидел рану, наскоро замотал тряпицей, лечить и рассиживаться было некогда…
Отбились все-таки.
И как-то сразу начало темнеть, словно и дня не было.
Пролетел день…
Третий день…
Если вспомнить, вроде бы похож на второй, как близнецы-братья. Или, нет, не похож…
Курши то атаковали, как с цепи сорвавшись, то затихали надолго, будто решали взять крепость измором. Начинали осыпать стрелами издалека.
Да, именно тогда погиб знаменитый лучник Фроди Глазастый. Случайная стрела прилетела словно из ниоткуда и вошла ему в правый глаз.
Его брат, наивный, добрый, как ребенок, Риг Длиннорукий… Хотя, нет, Длиннорукого Рига убили раньше, еще во второй день… Точно, Фроди тогда сам закрывал ему глаза, а потом бил из лука как заведенный, и громко, во весь голос выл, поминая брата… Это Бьерн Железная Голова бережно выдернул стрелу, словно это могло оживить Фроди.
Глупая, в сущности, смерть для такого знаменитого воина, совсем случайная, вспоминали потом. А может, наоборот, не случайная. Фроди был лучником, его длинные, по-особому оперенные стрелы навсегда уложили многих храбрецов. Он и умер от стрелы, все правильно. У богов свое, божественное чувство юмора…
К полудню курши все-таки набежали основательно и надолго. Снова скалился череп на палке, мотались волчьи хвосты и улюлюкали лесные люди. Молодой Руг еще с кем-то из воинов пробились к нахальному черепу, срубили стяг… Руга курши просто разорвали в клочки, навалившись разом со всех сторон. Когда Ингвар Широкие Объятия подоспел на выручку с остальными, выручать было уже некого.
А вождь в кольчуге и свеонском шлеме опять уцелел, видел Сьевнар. Потом бежал к лесу вместе с другими. Он – хороший воин, не один ратник острова пал от его руки. Наверное, знаменитый воин среди своих, вождь большого племени.
Потом… Точно, потом они до вечера ждали нового штурма, так и лежали на валу под палящим солнцем. Странно, солнце пекло как летом, и в горле шуршало от зноя, а его словно знобило от холода, помнил Сьевнар. Рана, наверное, все-таки воспалилась, хотя Гюсси Старый намазал ее своим бальзамом и по-новому перетянул руку…
В этот день курши больше не нападали.
Вечером за деревьями опять были видны их костры, слышались многоголосые крики и даже что-то похожее на заунывное пение. Долго не унимались.
Поминают, наверное, своих умерших, думал Сьевнар.
Отбывая караульное время, он сидел на валу, привалившись спиной к шершавым бревнам с запахом сосновой смолы. Смотрел на огоньки костров, мелькающие в черноте леса. Кажется, далекие огоньки. С виду – совсем безобидные. Просто их много, слишком много. Даже больше, чем было вчера…
Гуннар Косильщик подошел неслышно, присел рядом, тоже привалившись к бревенчатому щиту. Всмотрелся в черноту леса и дрожание огней.
Круглая, полная луна висела над морем. Ее яркий свет чертил на воде длинную, серебряную дорожку.
– Лунная дорога… Говорят, по ней спускаются на землю лунные люди и выпивают у спящих их дух и силу. Впрочем, лунные люди – сейчас не самая большая забота, – усмехнулся Сьевнар.
– Похоже, к куршам опять подошло подкрепление. Костров вроде как прибавилось, – заметил Гуннар.
– Похоже на то.
– Устал, брат?
– Есть такое. Ну да все устали…
Косильщик покивал:
– Сегодня каждый из воинов сражался за двоих, а не то – за троих …Давно я не попадал в такие передряги.