Викинги

Бенгтссон Франц Гуннар

— Да, это печальное известие,— сказал король Харальд.— Как она умерла?

— Ей не понравилось,— сказал Стирбьорн,— что я нашел себе сожительницу из земли вендов. Она так рассвирепела, что начала харкать кровью, после чего она зачахла и умерла. Во всех остальных отношениях она была отличной женой.

— Я замечаю в последнее время,— сказал король Харальд,— что молодые меньше цепляются за жизнь, чем старики. Но мы не должны допустить, чтобы это горе испортило нам настроение на празднике. И в любом случае у меня осталось еще много дочерей, даже не знаю, что мне с ними делать. Они о себе высокого мнения и не пойдут замуж за человека не­благородного происхождения и не заслуженного. Так что тебе не обязательно долго оставаться вдовцом, если среди них ты найдешь себе девушку, которая тебе понравится. Ты увидишь их всех — хотя я и боюсь, что когда они узнают, что ты снова одинок, им будет трудно сохранить святочный мир.

— Сейчас мои мысли занимает кое-что поважнее женитьбы,— сказал Стирбьорн,— но об этом мы мо­жем поговорить позднее.

Множество глаз смотрело на Стирбьорна из всех дверей и щелей, когда он проходил в баню со своими людьми, потому что он редко пользовался чьим-либо гостеприимством и считался величайшим воином, ког­да-либо жившим на севере со времен сыновей Рагнара Волосатого. У него была короткая светлая борода и светло-голубые глаза, и те, кто его раньше не видел, удивлялись его худобе и тонкой талии. Ведь всем было известно о его силе, которая была такова, что он сгибал щиты, как ковриги хлеба, а мечом рассекал человека от шеи до пупка — это называлось «спеть колыбель­ную». Мудрые люди говорили, что древняя удача уппсальских королей принадлежала ему, и именно она давала ему такую силу и успех во всех его предпри­ятиях. Но было также известно и то, что проклятие его семьи и их древних неудач также частично лежит на нем, и именно поэтому он является вождем без стра­ны. По этой причине он был также часто подвержен плохому настроению и меланхолии. Когда такое слу­чалось с ним, он закрывался от всех и сидел, вздыхая и что-то бормоча в течение нескольких дней, не мог переносить присутствия людей, кроме женщины, при­чесывавшей его и старого арфиста, подававшего ему пива и игравшего для него печальные мелодии. Но как только все проходило, он вновь стремился в море, в бой, и тогда он доводил до изнеможения даже самых сильных своих людей, которые были в отчаянии от его неутомимости и от его невезения с погодой.

Итак, его боялись, как не боялись ни одного вождя на Севере, как если бы часть силы и величия богов была в нем. Были и такие, которые верили, что когда-нибудь в будущем, когда он достигнет пика своего могущества, он отправится в Миклагард, и возложит на себя корону императора, а затем в триумфе объедет всю землю во главе своих свирепых воинов.

Но были и такие, которые заявляли, что могут прочесть в его глазах знамение того, что умрет он молодым и несчастным.

Наконец все было готово для празднования святок в большом обеденном зале короля Харальда, и все мужчины собрались там, рассевшись на скамьях. Женщины не допускались на такую грандиозную по­пойку, поскольку было достаточно трудно, считал ко­роль Харальд, сохранить мир даже когда присутству­ют одни мужчины, но будет во много раз труднее, если будут еще и женщины, перед которыми они начнут хвастаться. Когда все расселись по своим местам, распорядитель объявил громовым голосом, что мир Христа и короля Харальда воцарился в зале и что никаких острых предметов не должно быть использо­вано, кроме как для разделки пищи. Любая резаная, колотая или открытая рана, нанесенная оружием, пивной кружкой, мясной костью, деревянной тарелкой или кулаком, будет рассматриваться как умышленное убийство и святотатство против Христа, то есть как тягчайшее преступление, и преступник с камнем на шее будет утоплен. Все оружие, кроме столовых но­жей, было, по приказу, оставлено за пределами зала, и только выдающимся личностям, сидевшим за столом самого короля Харальда, было разрешено оставить мечи, потому что считалось, что они смогут контроли­ровать себя даже будучи пьяными.

Зал был построен с таким расчетом, чтобы вмещать по крайней мере шестьсот человек, и чтобы при этом они не испытывали тесноты, а в середине его стоял личный стол короля Харальда, за которым сидели тридцать самых именитых гостей. Столы остальных гостей стояли по всей длине зала, с одного конца до другого. Стирбьорн сидел по правую руку от короля Харальда, а епископ Поппо — по левую. Напротив них сидел король Свен с Торкелем Высоким по правую руку и с краснолицым, лысым старым ярлом с Малых Островов по имени Сиббе — по левую. Все остальные сидели в соответствии со своим рангом. Место каждо­му из них определил лично король Харальд. Орм, хотя его и нельзя было считать одним из больших вождей, тем не менее получил лучшее место, чем он мог ожи­дать, и Токе тоже, поскольку король Харальд был благодарен им за их подарок, большой колокол, а также потому что ему понравились стихи Токе. Итак, Орм сидел через трех человек от епископа, а Токе — через четырех, потому что Орм сказал королю Харальду, что ему бы очень хотелось, по возможности, сидеть рядом с Токе на случай, если последний станет Неспокойным из-за опьянения. Лицом к ним, через стол, сидели люди из окружения короля Свена.

Епископ прочел благодарственную молитву, при­чем король Харальд приказал ему, чтобы она была короткой, и после этого было произнесено три тоста: в честь Христа, за удачу короля Харальда и за воз­вращение солнца. Даже те из собравшихся, кто не был христианином, присоединились к тосту за Христа, поскольку это был первый тост, а им не терпелось выпить пива. Некоторые из них, однако, обозначили знак молота над своими кружками и прошептали имя Тора прежде, чем выпить. Когда пили за удачу короля Харальда, королю Свену пиво попало в дыхательное горло, и он закашлялся, заставив Стирбьорна спро­сить, не является ли пиво слишком крепким для него.

Затем была принесена свинина, и все, как вожди, так и простые воины, затихли при ее виде, а затем глубоко вздохнули в радостном ожидании. Многие ослабили свои пояса, чтобы не делать этого потом. Хотя находились такие, которые шептали, что король Харальд с возрастом стал менее щедрым в том, что касалось золота и серебра, но такое обвинение не могло быть выдвинуто против него в том, что касалось еды и питья, а в особенности со стороны тех, кто праздновал Святки в его дворце.

Сорок восемь откормленных желудями свиней, хорошо упитанных, забивалось для его удовольствия каждый год, и он обычно говорил, что если этого и не хватит на весь праздничный обед, то уж во всяком случае хватит для закуски всем гостям, которые потом смогут насытиться говядиной и бараниной. Слуги во­шли длинной цепью, по двое, каждая пара несла боль­шую дымящуюся миску, кроме некоторых, несших сосуды с кровяным соусом. Их сопровождали мальчи­ки, вооруженные длинными половниками, которыми, после того как миски были поставлены на столы, они вылавливали в них большие куски мяса и подавали по очереди гостям так, чтобы каждому досталась его доля. В дополнение к этому каждый получил большую порцию колбасы. Также были выставлены хлеб и поджаренная свекла, а на полу возле каждого стола стоял бочонок с пивом, чтобы ни у кого не пустовали рог или кружка.

Когда свинину поднесли к Орму и Токе, они сидели спокойно, повернувшись к миске, внимательно наблю­дая за мальчиком, вылавливавшим мясо. Они вздох­нули плотоядно, когда он достал прекрасные куски свинины и положил им на тарелки, напомнив друг другу о том, как давно они не ели такого обеда и удивившись тому, как они могли выжить в течение стольких лет в стране, в которой запрещено есть свинину. Но когда принесли кровяную колбасу, слезы навернулись им на глаза, и они заявили, что не ели ничего подобного с тех пор, как отправились вместе с Кроком в поход.

— Это самый лучший запах,— сказал Орм тихо.

— В ней чабрец,— хрипло сказал Токе.

Он засунул колбасу себе в рот на всю возможную длину и медленно сжал челюсти, затем быстро обер­нулся, схватив за одежду мальчика, который уже собирался двигаться дальше, и сказал:

— Если это не противоречит приказам короля Харальда, дай мне сразу же еще такой колбасы. Я много лет прожил среди андалузцев, у которых нет еды, достойной этого названия, и в течение семи Свя­ток я мечтал о кровяной колбасе, но ее не было.

— То же самое касается и меня,— сказал Орм.

Мальчик посмеялся над их беспокойством и заве­рил, что у короля Харальда колбасы хватит на всех. Он положил на их тарелки по длинному и самому толстому куску колбасы, после чего они были удовлет­ворены и стали есть по-настоящему.

В течение некоторого времени никто не разговари­вал, как за столом короля Харальда, так и вообще в зале, только иногда кто-то просил еще пива или про­износил между глотками похвалу мясу короля Ха­ральда.

По правую руку от Орма сидел молодой человек, резавший свое мясо ножом с серебряной рукояткой. У него была белая кожа и очень длинные и густые волосы, тщательно причесанные. Он принадлежал к компании Торкеля Высокого и, очевидно, был из хо­рошей семьи, поскольку его посадили за почетным королевским столом, хотя у него еще не было бороды. Кроме этого о благородстве его происхождения свиде­тельствовала его хорошая одежда и серебряная руко­ять меча. После того как наступило первое насыщение, он повернулся к Орму и сказал:

— Хорошо во время пира сидеть рядом с людьми, которые много путешествовали, а я слышал, что ты и твой сосед плавали дальше, чем большинство из нас, сидящих здесь.

Орм ответил, что это так, и что он и Токе провели шесть лет в Испании.

— По различным причинам,— добавил он,— наше путешествие продлилось дольше, чем мы ожидали, и многие из тех, с кем мы отправлялись в него, уже не вернутся.

— Вы, наверное, пережили немало интересных приключений,— сказал юноша.— Я сам хотя и не плавал столь далеко, как вы, недавно вернулся из путешествия, из которого вернулись немногие.