Викинги

Бенгтссон Франц Гуннар

— Если он так хотел,— сказал Орм,— не стоит рыдать, хотя мне кажется, что финнвединги обезгла­вили этих людей не из любезности, как бы святы они ни были, но они сделали это и прислали головы нам, чтобы оскорбить нас и принести нам горе. Это — награда за то, что окрестили Остена и двоих его людей и позволили им идти с миром, вместо того, чтобы убить их, когда они были в нашей власти. Может быть, ты сейчас раскаиваешься, как и я, в том, что мы поступили милостиво?

— Доброе дело остается добрым делом, и в нем не надо раскаиваться,— ответил отец Виллибальд,— ка­ковы бы ни были его последствия. Эти святые головы я похороню на церковном дворе, потому что от них будет исходить большая сила.

— От них уже исходит сильный запах,— мрачно сказал Орм,— но, может, ты и прав.

Затем, по просьбе отца Виллибальда, он помог ему собрать травы и веток с листьями, которые они положили в мешок. Среди них они с большой осторожностью положили обе головы, после чего снова завя­зали мешок.

Глава 12. О Тинге у Иракского Камня

На следующее утро от каждого из трех погранич­ных племен было избрано по двенадцать человек, от вирдов, гоингов и финнведингов. Эти люди пошли на места, которые традиционно оставались за ними, там они расселись полукругом лицом к Камню, каждая команда сидела вместе. Остальные собрались позади своих выборных, чтобы послушать, что скажут эти мудрые люди. Двенадцать вирдов сидели в центре полукруга, и их предводитель поднялся первым. Его звали Угге Молчаливый, сын Оара. Это был старый человек и имел репутацию самого умного во всем Веренде. Он мог говорить только с большим трудом, но зсе были согласны с тем, что это — знак глубины его мыслей. Говорили, что он считался мудрым еще в юности, когда, бывало, сидел по три дня на Тинге, не произнеся ни единого слова, только иногда покачивая головой.

Сейчас же он подошел к Камню, повернулся лицом к собравшимся и сказал:

— Мудрые люди собрались здесь сейчас. Очень мудрые люди из Веренда, Гоинга и Финнведена, со­гласно древнему обычаю наших отцов. Это хорошо. Я приветствую вас всех и призываю, чтобы наши реше­ния были восприняты мирно. Судите мудро, на благо всех, нас. Мы пришли сюда, чтобы говорить о мире. Люди так устроены, что один думает одно, а другой — другое. Я стар и опытен, и знаю, что думаю. Я думаю, что мир — это хорошо. Лучше, чем борьба, лучше, чем огонь, лучше, чем убийство. Мир царит между наши­ми племенами вот уже три года, и в результате этого никому не стало хуже. Не будет никакого вреда, если этот мир будет продолжаться. Те, у кого есть жалобы, будут выслушаны, и их жалобы рассмотрены. Жела­ющие убить друг друга могут сделать это здесь, у Камня. Таков закон и древний обычай Тинга. Но мир — это самое лучшее.

Когда он закончил свою речь, вирды посмотрели по сторонам, гордые своим вождем и его мудростью. Затем поднялся предводитель от гоингов. Его звали Соне Острый Глаз, и он был настолько стар, что двое сидев­ших рядом с ним держали его за руки, помогая встать. Но он сердито оттолкнул их, быстро подошел к Камню и встал рядом с Угге. Это был высокий человек, согбенный от старости, с длинным носом и редкой бородой, и хотя день был теплым и летнее солнце светило ярко, на нем было надето меховое пальто до колен и толстая шапка из лисьего меха. Он выглядел очень мудрым и обладал такой репутацией с тех пор, как кто-либо мог помнить. Его острый глаз был очень знаменит: он мог обнаружить, где зарыты сокровища, мог предвидеть будущее и предсказывать несчастья, которые будут там. Вдобавок ко всему этому, он был женат семь раз, у него было двадцать три сына и одиннадцать дочерей, поговаривали, что он очень ста­рается довести число тех и других до круглых цифр, за что его любили и уважали все гоинги.

Он тоже призвал мир к собравшимся и хорошо говорил о мирных намерениях гоингов, которые, как сказал он, были доказаны тем, что они не предпри­нимали никаких вылазок против вирдов и финнве­дингов уже в течении четырех лет. Это, продолжал он, может быть воспринято глупыми людьми как признак того, что у них процветают слабость и лень. Но если кто-то так думает, то он ошибается, потому что они сейчас не менее готовы, чем их отцы, научить хорошим манерам любого, кто попытается им навре­дить, о чем могут засвидетельствовать те немногие, которые попытались сделать это. Неверно также думать, что этот мирный подход является результатом нескольких удачных лет, которые у них были в последнее время, когда урожаи были богатыми, пас­тбища обильными и скот не болел, поскольку сытый гоинг — столь же хороший воин, как и голодный, и с таким же гордым характером. Истинная причина их стремления к миру, объяснил он, это то, что сейчас преобладают мудрые и опытные люди, и их мнение принимается племенем.

— До тех пор пока есть такие люди, и к их советам прислушиваются,— сказал он в заключение,— мы будем процветать. Но по мере того как проходят годы, число мудрых людей сокращается, и я думаю, что из тех, на чье мнение можно положиться, осталось вживых только двое, Угге и я. Поэтому сейчас больше, чем когда-либо необходимо, чтобы вы, молодые люди, выбранные представлять ваши племена, хотя у вас в бородах еще нет седых волос, внимательно слушали, что мы будем говорить и набирались мудрости, кото­рой пока у вас немного. Потому что хорошо, когда слушают стариков, и молодые понимают, что у них самих пока еще мало разума.

В это время к ним у Камня присоединился третий. Это был вождь финнведингов по имени Олоф Синица, он уже завоевал себе известность, хотя и был еще молод. Это был хорошо сложенный человек, с темной кожей, пронзительным взглядом и гордым видом. Он бывал в Восточной Стране, служил при дворе князя Киевского и императора Миклагардского, откуда вер­нулся очень богатым. Прозвище Синица ему дали после возвращения за то, что он пестро и ярко одевал­ся. Ему это прозвище нравилось.

Все финнвединги, как выборные, так и те, кто сидел позади них, закричали с гордостью и восхище­нием, когда он направился к Камню, потому что он, действительно, выглядел, как вождь, и когда он занял место рядом с двумя другими около Камня, различие между ним и теми двумя бросилось в глаза. На нем был зеленый плащ, расшитый золотом, и блестящий шлем полированного серебра.

Призвав мир ко всем собравшимся, подобно двоим другим вождям, он сказал, что его вера в мудрость стариков, вероятно, не совсем совпадает с их верой. Мудрость, он считает, иногда можно найти и в более молодых головах. Есть даже такие, кто думает, что там она встречается почаще. Он согласен со старшими, когда они говорят, что мир — это хорошо. Но все должны помнить о том, что мир в наше время стано­вится все труднее и труднее сохранять. И главная причина этого, сказал он, это та смута, которую пов­сюду несут с собой христиане, очень злые и хитрые люди.

— И поверьте мне,— продолжал он,— когда я говорю о христианах, я знаю, о чем говорю. Вы все знаете, что я пять лет провел в Константинополе и служил там двум императорам, Василию и Константи­ну. Там я мог наблюдать, как ведут себя христиане, когда сердятся, даже когда их только двое, и больше не на кого излить свою злобу. Они отрезают друг другу носы и уши острыми ножами, в отместку за малейшие проступки, а иногда кастрируют друг друга. Своих молодых женщин, даже когда те очень красивые, они заточают в каменных домах и запрещают им общение с мужчинами, а если какая-нибудь женщина ослушается, они замуровывают ее в каменную стену живьем и оставляют умирать там. Иногда бывает так, что им надоедает их император, или его указы им не нравятся, тогда они берут этого императора и его сыновей, связывают и держат перед их лицами раскаленное железо до тех пор, пока их глаза не ослеп­нут. Все это делается во славу христианства, посколь­ку считается, что покалечить человека — это меньший грех, чем убить его, из этого вы можете понять, что это за люди. Если они поступают так по отношению к друг другу, что же они могут сделать с нами, которые не являются христианами, как они, если у них будет Достаточно сил, чтобы напасть на нас? Поэтому все должны остерегаться этой опасности, ее надо распоз­навать и уничтожать до того, как она станет больше. Разве все мы не свидетели того, как на этом самом месте христианский священник этой ночью силой пробился к Камню и совершил там убийство на глазах у вирдских женщин? Его привели сюда гоинги, возможно, специально для того, чтобы он мог совершить свое грязное дело. Это дело касается их и вирдов и некасается нас, финнведингов. Но несомненно, было бы полезным объявить на Тинге, что любой христианский священник, который появится среди гоингов, вирдов ифиннведингов, должен быть немедленно убит и на может оставаться в живых в качестве раба, тем более ему нельзя позволять осуществлять свое колдовство, в противном случае может быть много несчастий жможет начаться война.

Так сказал Олоф Синица, и многие задумчиво кивали, когда он говорил.

Он и два других вождя сели после этого на три камня, которые лежали на заросшем травой берегли перед Кракским Камнем, и Тинг начался. Согласно древнему обычаю, вначале должны были разрешаться те ссоры, которые возникли в самом этом месте, поэтому первым делом, подлежавшем разбору, было дело магистра. Угге требовал компенсации за смерть Стиркара и желал знать, кому принадлежит христианский священник и почему его привели на Тинг. Орм, который был в числе двенадцати выборных, встал и ответил, что священник может считаться принадлежащим ему, хотя фактически он — не раб, а свободный, человек.