Виконт Янес. Призрачный дворец
Шрифт:
– А к чему ты вообще завёл этот разговор? – как бы невзначай спросил Лука, когда партия уже была разыграна наполовину.
– Ни к чему такому, – отмахнулся Йоханн. – Просто хочу, чтобы ты знал, я абсолютно не против. Иду ва-банк!
– Не против чего? И… стоп! Какой ва-банк?! Иди ты лучше к черту! – Лука откинул от себя карты и вымученно прислонился к спинке кресла.
На его красивом лице залегли тени, а под глазами появились фиалковые круги. В гостиной было достаточно темно, потому что установленные пару лет назад электрические лампы не справлялись с освещением этой огромной комнаты, а заниматься
Йоханн не ответил. Лука прикрыл глаза и о чем-то задумался, причем так сильно, что не заметил, как течение мыслей плавно понесло его в царство сновидений.
– Вот черт! А я ведь думал, что за эту партию смогу отобрать все твои фишки! – воскликнул Йоханн.
Лука очнулся и огляделся, словно забыв, где находится. Он успел задремать на пару минут и решил, что пора отправляться в постель.
– Не сегодня, – пробормотал он. – У тебя ещё будет уйма времени на это. А сейчас я, пожалуй, пойду.
Он поднялся, оправив идеально сидящий чёрный пиджак, и двинулся к выходу.
– Стой, ты куда? – спросил Йоханн, явно настроенный на ещё одну игру.
– Лягу спать пораньше, а то завтра придётся рано подниматься на охоту, которую затеял твой отец.
– Да уж, – согласился Йоханн. – Я терпеть не могу охоту. Но все же нужно иногда порадовать старика, а то потом он проест всю плешь! Что ж, доброй ночи, друг мой. А я ещё посижу тут и побездельничаю.
Лука распрощался с Йоханном и отправился на третий этаж, в крыло для гостей, где в его распоряжение была отдана огромная спальня. Йоханн ещё какое-то время сидел в гостиной и в безмятежной тишине тасовал карты. За окном уже было очень темно. Кое-где маячили тени деревьев, но в основном весь вид был заволочен плотным туманом. Что ни день – так шато Фантомпаласт тонет в серых туманах, которые наплывают со стороны леса.
«Наверняка из Германии, – думал Йоханн. – И названьице у нашего дома подходящее. Не зря же с немецкого оно переводится как «Призрачный дворец». И почему я раньше этого не понял?..»
Йоханн плохо знал немецкий, несмотря на то, что он был одним из официальных языков в Волкенбурге. Большинство населения страны говорило на французском. Йоханн все думал, что надо заняться изучением немецкого, но никак не мог до него добраться – то неожиданно пришлось учить английский, то итальянский, то латинский. С языками Йоханн и так не очень дружил и на каждом говорил коряво, долго подбирая подходящие слова. Трудно представить, как бы в его голове все перепуталось, если бы он стал учить еще и немецкий.
Йоханн недолго сидел, перемешивая карты и задумчиво гипнотизируя вид из окна. Он поднялся, приказал слуге прибрать покерный набор и устремился на кухню, где втихую выпил бокал вина и умял ещё одну порцию десерта.
После он со спокойной душой побродил по первому этажу, рассматривая картины великих мастеров и размышляя о собственной работе, пока еще незаконченной, которую он стремился сделать ничуть не хуже. Это было огромное полотно, заполненное аристократами, которые сидели за большим столом, ломящемся от разнообразных десертов, и вели оживленную беседу о социализме.
«Не дай Господь такому случиться в Волкенбурге! – думал Йоханн. – Если революция все же нагрянет, то что случится с этим прекрасным шато?..»
Идеи революционеров висели над аристократией как Дамоклов меч. Свой дворец Йоханн любил всей душой и готов был в любой момент вооружиться и встать на его защиту, как средневековый король, защищавший свою крепость. Опасения на этот счёт он выражал через искусство, создавая картины в мрачных оттенках, вдохновившись стилем Гойи.
После прогулки по залам дворца Йоханн решил, что готов лечь спать. Когда поднимался по широкой, устланной красно-золотым ковром лестнице с коваными перилами, услышал над головой странный скрип. От этого его охватило раздражение: кто там бродит, нормальные люди в такое время уже готовятся ко сну.
Йоханн добрался до третьего этажа. В коридоре было очень темно, и он брел вслепую. Неожиданно рядом снова что-то скрипнуло, а лицо окатил поток холодного воздуха, пропитанного запахом сырой листвы.
– Вот умники! Зачем раскрывать окна? – крикнул он неизвестно кому, заметив в конце коридора настежь открытое окно с колышущимся призраком занавесок.
Ни одного слуги поблизости не было, и Йоханну пришлось самостоятельно закрывать окно. Ветер дул ледяной и загонял во дворец облака тумана, которые тут же таяли, оседая серебристым бисером на ворсе ковра. Когда с окном было покончено, Йоханн развернулся и отправился в свою комнату.
Холодный ветер вновь просвистел и брызнул ему в лицо. Йоханн нервно огляделся по сторонам – на этот раз все окна и двери в комнаты были закрыты.
Странно.
Не желая придавать этому значение, Йоханн кинулся к дверям спальни и заперся на замок. Он даже не вызвал своего камердинера и переоделся сам, скинув одежду на пол, – Карл все равно придет перед сном, откроет дверь своим ключом и все здесь приберёт. Разобравшись с ночным халатом, Йоханн нырнул под балдахин широкой кровати. Сердце отчего-то неистово стучало, словно происходило что-то ужасное.
Наверное, ветер ему просто показался. Последний бокал вина был явно лишним.
Такое объяснение его вполне устроило, Йоханн прикрыл глаза и расслабился.
Засыпая, он чувствовал лёгкий запах сырой листвы.
***
Жизель Фабре, камеристка Фелисите, помогла юной хозяйке распускать волосы и вытаскивала из её замысловатой прически серебряные шпильки, увенчанные драгоценными камнями.
– Разбуди меня завтра рано и принеси костюм для верховой езды. Я тоже пойду на охоту. И пусть мне приготовят моего коня Каннели, – распорядилась Фелисите.
– Хорошо, мадемуазель, – отозвалась Жизель.
Они сидели перед туалетным столиком – точнее, Фелисите сидела на мягком табурете, а Жизель стояла позади нее, – и глядели друг на друга через зеркало в позолоченной оправе. Фелисите была стройной черноволосой девушкой семнадцати лет. Она всегда уделяла большое внимание внешнему виду, а когда в доме стал гостить мсье Лука, то прихорашивалась в разы усерднее. Ей хотелось выглядеть идеально —отутюженный наряд, безукоризненная прическа, очищенные украшения, замаскированные пудрой дурацкие веснушки на носу. Добиться такого туалета ей помогала её любимая камеристка.