Виктор Вавич (Книга 3)
Шрифт:
– Вы любите рабо-очий класс?
– передразнила Наденька.
– Еще спорила с ним! Дура! Дура! Дура!
– ударяла Наденька кулачком об столик.
Матрац
"НАДЗИРАТЕЛЬ Московского полицейского участка Александр Васильевич Воронин" - еле прочел Вавич на дверях на темной лестнице. Никогда Вавич не бывал у Воронина: лестница крутая, узенькая и перила как острожная решетка. От грязной лампочки с потолка ржавая муть - какая помощь? Вавич хотел повернуть назад. И вдруг тоска, глухая, ровная, накрыла душу, будто небо серое сверху, и сырой ветер катит навстречу, и грязная дорога под ногами и впереди, и без конца впереди, и дождик поплевывает - все равно и придешь в невеселое место.
"Позвонить, что ли?" - Виктор поднял руку, держал на кнопке.
"Еще попрекать станет", - думал Виктор и обозлился на Воронина, и звонок позвонил - сам не заметил, как ткнулся палец, со злости, что ли.
– Да не ори, Сашка!
– слышал Виктор за дверьми голос Воронина.
– Да тише ты.
Воронин сам приоткрыл дверь.
– А! Ну вались, вались, - и распахнул дверь.
– Да тише вы, черти! крикнул Воронин назад - детские голоса с воем унеслись вдаль с топотом, с визгом.
Вавич снял шинель, шагнул в комнату. Женщина проталкивала в дальние двери детскую коляску. Кивала, не глядя на Вавича:
– Здравствуйте, здравствуйте. Да помоги же, Саша, стал как пень, ей-богу.
– Семейство, понимаешь, - говорил Воронин, когда остались одни. Семейство, сукиного сына, полон дом этого семейства. Чего ты утюгом таким глядишь-то?
– Я, видишь, за официальной справкой, - Вавич сел на диван; важно хотелось сесть и ногу на ногу уж положил и - что это, черт!
– вынул из-под себя детскую кеглю.
– Кидай на пол, ничего, - говорил Воронин и собирал с рваного сиденья игрушки.
– В чем дело-то?
– Воронин сел рядом.
– Слушай, - начал Вавич, глядел в пол, морщился,- ты засвидетельствуешь на бумаге, что револьвер, что найден был у этого, - я ж к вам его привел, ты же и говорил, - и Виктор, весь сморщившись, глянул на Воронина, - ты же и говорил, что Сороченкин, так вот подпишешь ты мне, что револьвер был Сороченкин, то есть просто: удостоверяю, что номер был 287940?
– Ну да, то есть сейчас не помню, сличал тогда, где расписка-то Сороченкина, тот самый, Сороченкин. А в чем дело-то?
– Так вот больше ничего.
– Виктор тряхнул в пол головою.
– Вот и заверь, что револьвер, найденный при обыске... при личном обыске у студента, арестованного квартальным надзирателем Вавичем, обнаружен был, говорил Виктор, как диктовал, - револьвер системы браунинг фирмы эф-эн, заводский номер 287940. Так вот, напиши.
– Да зачем это?
– Воронин быстро достал папиросу, зачиркал спичкой, через папиросу быстро бубнил вниз: - На какой предмет это? Куда представлять? Сдал ведь ты револьвер?
– сказал Воронин и выпустил дым.
– А хоть бы и сдал, так тебе-то трудно написать? Правду ведь! Трудно? Ты ж сам кричал, чтобы Сороченке не наган, а браунинг. Опасный-то пост. Помнишь? Ну?
– Кому ты револьвер сдал? Грачеку? Что, другой уж номер?
– Ты напишешь?
– досадливо крикнул Виктор.
– Да что они с ума, что ли, посходили, - вскочил Воронин, пошел в двери, - да угомонитесь вы, Христа-Господа ради, оглашенные какие-то. Брось ты этот колокольчик дурацкий, - и слышно было, как Воронин погнался за ребятами.
– Тоже сволочь!
– шептал Виктор, переминал ногами, стукал подошвами о пол.
– Что, у тебя с Грачеком что вышло?
– говорил Воронин и запирал за собой дверь.
– А? Слушай, брат, я, тебя жалея, не советую, ой, не советую тебе с ним... и ни тебе и никому... Это брось, брат, - Воронин ходил по комнате, взял со стула крышку от швейной машинки, накрывал, налаживал, потащил машинку на подоконник, - нет... брат, брат ты мой! нет, дорогой, это, прямо говорю, брось, и брось, и брось.
– И Воронин хлопнул машинку на подоконник.
– Прямо-таки не советую, - он стоял боком против Вавича, - не рекомендую, сукиного сына, и, как друг, того.... как это? Предуведомляю.
– Значит, не напишешь?
– и Виктор встал.
– Не, не, брат, - тряс головой Воронин, - и тебе говорю: брось.
Виктор зашагал в переднюю, натягивал шинель, не глядел на Воронина.
– И чего лез ты в этот, в Соборный-то, - шепотом приговаривал Воронин.
Виктор шагнул на лестницу и вдруг повернулся. Воронин держался за ручку двери, глядел ему вслед опасливыми глазами.
– Ну, смотри ж, твою в желчь - веру мать!
– и Виктор оскалил сжатые зубы и тряс кулаком.
– Попомнишь! Воронин захлопнул дверь.
– Вот стерва, вот сука паршивая, - говорил Виктор на улице, - ты у меня, погоди, завертишься, сволочь!
– и Виктор поворачивал с силой зажатый в воздухе кулак.
– В ногах будешь валяться, рвань!
– И Вавич шаркнул на ходу по панели, откидывал ногой Воронина.
– Все уж, небось, погань вынюхала, и хвост под лавку!
У своей двери Вавич тыкал узким ключом, не попадал в щелку французского замка.
Не позвонил, а стал дубасить кулаком в дверь.
– Отворяй!
– крикнул через двери Фроське. Фроська придерживала одной рукой у живота тряпки какие-то. В коридоре валялись скомканные газеты.
– Что за кабак!
– и Виктор пошел по коридору в кухню - да просто руки вымыть!
– он видел свет из Груниной двери. Заглянул боком глаза. Горели обе лампы, гардероб стоял настежь.
И ветерок продул под грудью. Виктор все еще хмурился, стал мыть под краном лицо, шею.
– Барыня ужинали?
– спросил Виктор с зубной щеткой во рту.
– Чего-с?
– подскочила Фроська.
– Барыня, - крикнул Вавич, - ужинали, я спрашиваю?
– Барыня уехали, - и Фроська вывернулась на месте. Виктор ткнулся к крану и пустил воду вовсю.