Виктор Вавич (Книга 3)
Шрифт:
– Ну-ну, ступай, бабушка, а то будешь враз за решеткой. Иди! Иди! дворник подтолкнул Анну Григорьевну и пустил. Сам стоял, смотрел, куда пойдет старуха.
Анна Григорьевна долго шла по мостовой, потом ступила на тротуар. Она на ходу прибирала волосы, заправляла их под шляпку. Зашла в какой-то подъезд, поправила на себе пальто. Вышла. Пригладила прическу перед витриной магазина. На углу села на извозчика.
– На Соборную площадь, - ровным голосом сказала Анна Григорьевна.
"Как, как ее по отчеству?" - Анна Григорьевна вдруг дернула за пояс
– Стой!
Анна Григорьевна соскочила.
– Сейчас, я в магазин, жди!
– она проюлила сквозь прохожих в книжный магазин, знакомые приказчики кланялись.
– Адрес-календарь, ради Бога, скорее.
Ей совали, - сейчас закрываем, мадам Тиктина, - без пяти одиннадцать.
– Андреевна, Андреевна!!
– шептала Анна Григорьевна на ходу.
Но Анна Григорьевна уж летела к выходу. У полицмейстерского дома Анна Григорьевна остановила извозчика.
Городовой прохаживался у освещенных дверей. Анна Григорьевна неспешной походкой шла к дверям.
– Голубчик!
– окликнула самым гостиным, самым дамским голосом городового Анна Григорьевна. Городовой бойко подшагнул.
– Голубчик! Доложи Варваре Андреевне, что госпожа Тиктина, - и Анна Григорьевна тыкала вниз серебряным рублем. Городовой быстро спрятал рубль в руке.
– Не могу-с от дверей отлучаться, извольте сами позвонить, пройдите наверх.
"Дождь, дождь!
– обрадовалась Анна Григорьевна.
– Когда я шла сдавать первую часть фонетики - дождь, и как счастливо вышло", - и вспомнилась на миг мокрая панель на Десятой линии и волнение, когда не чувствуешь походки, и Анна Григорьевна поднималась по ковровой лестнице. Нажала звонок. Перекрестилась.
– Варвару Андреевну можно видеть? Доложите, Тиктина.
– тихо сказала горничной Анна Григорьевна.
Горничная ушла. Анна Григорьевна огляделась и быстро перекрестилась еще раз. И в тот же миг горничная из дверей сказала:
– Просят. Пройдите за мной.
Анна Григорьевна шла по незнакомым натертым полам и по мебели, по буфету хотела скорей узнать, какая, какая она, эта полицмейстерша; она носом тянула запах этой квартиры, и беспокойный запах духов слышала Анна Григорьевна в коридорчике - горничная стукнула в дверь.
– Войдите!
– здоровый, кокетливый голос, и точно то же, что говорил голос, Анна Григорьевна увидела.
Хорошенькая румяная женщина с веселым любопытством глянула с диванчика. Она даже не привстала, а снизу рассматривала Анну Григорьевну во все глаза, ждала сейчас интересного.
– Садитесь!
– хлопнула Варвара Андреевна по диванчику рядом с собой. Это вы мать того студента, что Вавич арестовал? Ну рассказывайте, рассказывайте, - и полицмейстерша усаживалась поудобней.
– Слушайте, это правда, что он убил Сороченку, городового Сороченку?
– и полицмейстерша вытянула вперед сложенные губки, будто сейчас скажет "у"!
Анна Григорьевна, задохнувшись, смотрела, секунду молчала и вдруг бросилась на пол на колени.
– Господи, если вы женщина, если есть у вас сердце, женское сердце... Я ведь мать, клянусь вам всем, что есть дорогого, кровью моей клянусь - он не убийца, мой сын не убийца, он никого не убивал, клянусь вам, чем хотите, - и Анна Григорьевна сдавила руки, прижала к груди, хрустнули пальцы.
Варвара Андреевна откинулась назад и блестящими любопытными глазами глядела, что будет дальше.
– Нельзя, нельзя, чтоб сына моего...
– задыхалась Анна Григорьевна, пове... повесили. Нет! Этого не может, не может быть, - и она сложенными руками ударила по коленям Варвару Андреевну.
– Варя! Варенька!!
– вдруг вскрикнула Анна Григорьевна, на миг испугалась: порчу, кажется, порчу, а все равно!
– Никогда, никогда, - мотала головой Анна Григорьевна.
– Нет, нет, - сказала вдруг Варвара Андреевна, - садитесь, садитесь, я боюсь... вам нехорошо станет.
– Она потянулась к звонку.
– Не надо! Умоляю!
– схватила ее за руку Тиктина и прижала эту руку к губам, со страстью всасывалась в нее поцелуем.
– Садитесь, садитесь, - не отрывала руки Варвара Андреевна. Другой рукой она подталкивала старуху под локоть.
– Ваш сын юрист? Он что же...
– Нет, нет, он естественник, он хороший, милый мальчик. Он учится, говорила, перебивала себя Анна Григорьевна, вся в слезах.
– Мальчик? А он-то героем каким тут. Вообразите, - перебивала Варвара Андреевна, - он так тут рассказывал, будто кавказского абрека схватил. А револьвер?
– Нет... нет!
– мотала головой Анна Григорьевна.
– Не револьвер...
– А, может быть, он выдумал револьвер?
– вдруг вскинулась всем лицом Варвара Андреевна.
– Подложил! Подложил! Нет! Серье-о-озно!
– пропела Варвара Андреевна. Она за плечи повернула к себе Тиктину, глядела ей в лицо.
– Ведь мо-о-ог! Он наха-а-ал!
Анна Григорьевна ничего не понимала.
– Нет, нет. Он скромный...
– Да не сын, а Вавич, Вавич, квартальный! И он дурак. Ах, дурак! А я знаю, а я знаю!
– вдруг вскочила с дивана полицмейстерша, она топталась, вертелась по ковру, пристукивала ногой.
– Знаю!
– и хлопнула в ладоши.
Анна Григорьевна следила за ней, за радостью, искала глазами помощи в вещах - они, чужие, упористо стояли на своих местах и улыбались с хозяйкой. У Анны Григорьевны бились губы и не выходили слова, она хотела снова стать на колени. А полицмейстерша вдруг схватила ее за голову, нагнулась и быстро заговорила в ухо.
– Да... есть, есть...
– бормотала в ответ Анна Григорьевна, кажется... наверно, наверно, браунинг.
– Только тсс!
– подняла мизинчик полицмейстерша.
– Только сегодня. Сейчас!
– Она глянула на фарфоровые часики на полочке.
– Ой, без четверти, после двенадцати ходить нельзя. Городового... Нет! У меня есть пропуски, Настю, моя Настя с вами пойдет. И только, - таинственным шепотом заговорила Варвара Андреевна, - только тихо, тихо и оберните, лучше в коробку. Нет! В картонку, как шляпу! и бумагами, бумагами!
– она месила руками в воздухе, затыкала бумагами.