Виктор Вавич (Книга 3)
Шрифт:
– Фу! Мы думали, они!
– крикнул офицер.
– Мы думали - они!
– говорил Санька - пусть голос дрожит, у всех дрожит.
– Проводник!
– кричал офицер.
Пассажиры начали спрыгивать и сразу кучей голосов, охрипших, сбивчивых, хлынули на проводника. В других вагонах хлопали двери. Санька несколько секунд потолкался и сделал два больших шага в темноту. Он делал их легко по прелой траве и вот быстро, быстрее, и отдал ноги страху, и страх нес его по степи вдаль, все равно, дальше, дальше.
В два часа ночи Санька, уже в студенческой форме, тыкал ключом в парадную дверь, не попадал, пошатывался - очень кстати и шатает, как из кабака приплелся, - Санька оглядывал улицу, пока вертел ключом. Ночной сторож мирно шагал по пустой мостовой. Сторож поровнялся, взглянул, повернул назад.
– Что, дождя завтра не будет?
– спросил, не выдержал Санька. Сторож запрокинул голову:
– Не, не должно.
Санька пошатывался по-пьяному на пустой темной лестнице. Пошатывался и дома, один у себя в комнате. Он стал раздеваться, вдруг пошел без сапог в столовую, отпер тихонько буфет, нащупал графинчик. Рука прыгала, когда Санька пил из горлышка. Скорее, скорее. Он выпил все и не чуял водки, шло как вода. Санька лег, не снимая брюк. Потом вскочил. Вынул из брюк браунинг. Огляделся в полутьме. Подошел на цыпочках к шкафу, заложил руку с браунингом на шкаф, подержал секунду, снял. Оглядывал комнату. Сунул браунинг под подушку, разделся и лег. Он положил голову на подушку и вдруг ясно услышал тот самый тонкий, пронзительный свист. Он отдернул ухо от подушки. Кровать опять скрипнула.
Утром Санька, не пивши чаю, прямо из своей комнаты пошел в университет. Санька никогда так не вглядывался в лица - прямо вцеплялся глазами, и хотелось вмиг, одним рывком, ободрать физиономию, узнать - кто? Не шпик? Моментами казалось в людской густоте, что шпики, шпики, как мухи, стаей вьются уже сзади, кругом. Санька замедлял шаг, отходил к витринам. В университете Санька насвистывал повеселее в лаборатории, разговаривал, много разговаривал, и с теми, кого не любил.
"Нет, все же обыкновенно", - и Санька поддавал веселости. Но время шло толчками. Саньке казалось, что уж три, но, наверно, нет двенадцати. Санька выскочил из университета. Но в разгоне веселости прошел два квартала. "Это кажется только, что за мной идут", - но ноги поддавали быстрей, и Санька не оглядывался. На половине лестницы к Ржевским Санька остановился. Прождал минуту - никого.
Танечка завтракала с отцом. Сидела хозяйкой, и Санька не понял, отчего одно Танечкино лицо светит за столом, светит, как в сиянии. Танечка поднялась и незаметно поправила рукой воротничок - это был "цвет", и его первый раз Санька видел на Тане.
Ржевский радушно улыбался, выдернул салфетку из-за борта, здоровался:
– Вот кстати! Садитесь, - он отодвинул стул и давил грушу звонка.
– Да чего ж она! Заснула?
– и он быстрыми шажками вышел из комнаты.
– Танечка, - выдохнул Санька всем вздохом, - знаешь, мне надо...
Таня глядела в глаза, на секунду затаила дух и вдруг замахала рукой:
– Не говори, милый, не говори никому, и мне не говори. Слышишь?
В это время вошел Ржевский, горничная быстро топала сзади.
– Что же ты прибор-то! Хозяйка!
– говорил Ржевский.
– Читали нынче в "экстренном"-то!
– Ржевский садился, глядел на Саньку.
– Я хозяйка, - сказала Танечка, - и не хочу ни об "экстренном", ни о какой политике, - и Таня стукнула ножом по тарелке, - о веселом, пожалуйста.
Санька заметил, как Танечка поглядывает, как он ест. Четыре надломленных куска хлеба лежали у Саньки под рукой на скатерти.
""Экстренное", значит, знает весь город, каждый человек", - думал Санька. И не замечал, что ел.
"287940"
– НЮХ! Ты мне не ври! Нюх!
– кричал Грачек.
– Нюхни - вот.
– И Грачек сунул красный костлявый кулак прямо в нос Вавичу. Вавич попятился. Они одни были в кабинете Грачека.
– Ты говори, какие у тебя нитки были? Ну? Показалось? А вот тебе небо с овчинку, может, покажется. Знаешь? Грачек прошел к окну, не глядел на Вавича.
– А револьвер его ты зачем к полицмейстеру отнес, а не сразу сюда? Финтики? А может, ты врешь, что номер 287940.
Вавич молчал и глядел то в пол, то с темной злостью взглядывал на Грачека. Грачек смотрел в стену.
– Ну так как же?
– Шел за ним до постового...
– Виктор поворачивал головой.
– Слышал. Схватил сзади за руки, ногой упер в зад. Постовой обшарил, и вот браунинг! В кармане, через шинель?
– бубнил в стену Грачек.
– Унюхал? Что у меня в кармане? Ну?
– Грачек хлопнул рукой по шинели.
– Гадалка! А кто там еще обшаривал? Никто? Врешь. Знаю. Стой здесь.
Грачек шаркал ногами, вышел. И Виктор слышал, как сказал за дверями:
– Не выпускать! Не входить!
"Пусть, сволочь!
– шептал Виктор.- Я самому Миллеру скажу".
– И для бодрости громко зашагал по кабинету. Вдруг дверь скрипнула, и голова Сеньковского.
– Дурак ты!
– громким шепотом говорил Сеньковский, он поминутно оглядывался.
– Ведь этот старик-то, староста из Петропавловской, сидит у нас в приемной, - Сеньковский оглянулся и заговорил быстрее, - говорит, видел его на Слободке, на колокольню лазал, платы, говорит, планты... а и ты!
– Сеньковский высунул язык и вдруг спрятал голову, прикрыл легонько дверь.
– Если номер верный, - вдруг снова всунулся Сеньковский, - ты лучше по-хорошему, - и он мигом захлопнул дверь.
Вавич услыхал, как возил по коридору ногами Грачек.
– И придешь обратно, - услыхал Виктор, это Грачек крикнул, и тяжелые шаги затопали к двери. Вошел старший городовой, саженный, на всю полицию один такой.
– Пожалуйте, полицмейстер требует. Распахнул дверь, стал у двери.
– Пожалуйте, - и крякнул в руку.
Вавич сердитыми шагами вышел. Сеньковский топтался у дверей.
– Петухов-то не запускай, хуже будет,- громко сказал вслед Сеньковский.
– Болван, - пробубнил Вавич. Он быстро шел, нахмурясь, глядел прямо вперед, и чужими мелькали мимо стены участка.
– Тьфу!
– плюнул Вавич на лестнице.
Городовой поспевал сзади.
"Что ж это? Сопровождает? Как арестованного?" - Виктор сделал вид, что не замечает.
До дому полицмейстера было два шага. Виктор дернул наотмашь дверь на лестницу.
– В канцелярию приказано-с, - сказал сзади городовой.
– Ага!
– и Вавич бросил дверь. Дверь хлопнула. Дверь в канцелярию была рядом. Вавич быстро, усиленно деловитым шагом вбегал на лестницу. Городовой пыхтел сзади.