Виктор Вавич (Книга 3)
Шрифт:
– Нет, нет!
– Таня ударяла отца кулачком по руке.
– Да не нет, а просто сознайся, голубушка, что тебе нравится смелость. Какие девицы не мечтали о разбойниках. Верно ведь? Да брось, милая моя, все турниры дамскими взорами держались. А мы, дураки, и рады: садим друг дружку железными вертелами.
– И все че-пу-ха!
– говорила Таня, она отвернулась от отца, пошла к окнам, поворачиваясь в такт на каждой ноге.
– Че-пу-ха!
– Не чепуха, - говорил Ржевский, - а просто половой подбор. Вы не естественник?
– он подался корпусом к Саньке.
– Он не естественник!
– вдруг повернула
– Сейчас вот какой-то добренькой старушкой смотрит.
– Ну-ну, - весело закричал Ржевский, - конечно! А вот на коне, Ржевский оттопнул ногой в сторону, поднял кулак, - с мечом, из глаз огонь, рожа зверская!
– и Ржевский скорчил дикую морду.
– Трудное наше положение, - и он легко хлопнул Саньку по плечу.
– Курите?
– Ржевский мягко присел рядом с Санькой, достал черепаховый портсигар.
– Че-пу-ха, - тихо напевала Таня.
– Политика одно, а турниры, милая, и гладиаторы - это altera pars*.
– --------------------------
* Совсем другое (лат.).
– Хорошо, а этот дух не политика, то есть не делает политики?
– Санька сразу испугался, не глупость ли, и сейчас же решил - а все равно, так и надо, пусть хоть глупость.
И сразу увидал -- Таня глядела на него от окна и руку подняла к подбородку.
– А вы знаете, - и Ржевский сморщил губы и глядел на папироску, когда, знаете ли, читаешь "приговор приведен в исполнение", у каждого... да у меня хотя бы!
– тут вот тошнота холодная... Да у большинства...Это, знаете ли, тоже - дух! И тоже свою политику делает.
– И скучным вздохом Ржевский пустил дым в сторону.
– Да, - крикнула Таня, - а они переступают через это, и это четырежды!
– в сто раз политику делает. Да, да! да!
– и Таня стукнула рукой по роялю.
– Я ведь был прокурором, - говорил вполголоса Ржевский, - в Киевском округе. И по обязанности пришлось. Публично это устраивали. А он просил меня, чтоб я стал, чтоб ему меня видеть и чтоб я глядел на него до последней минуты, и я обещал, разумеется. И он глядел, держался за меня глазами, не отрывал взгляда, вот как железные пруты протянуты... Прогвождено... Он не слышал, как читали, да и я ничего не слышал и только глядел. Белое лицо, борода как не своя стала, и одни глаза, и из глаз все в меня входило, что в нем делалось. Палач саван накинул. Я дышать перестал и все глядел ему в глаза, то есть туда, где должны быть глаза, и не мог отвести. А-ф-ф!
– Ржевский отряхивал голову, глядел в пол.
Таня положила локти на рояль, смотрела в угол.
Ржевский встал, прошел к трюмо, бросил в пепельницу окурок.
– Ну, Господь с ним. Слушай, скажи, пусть нам чай устроят.
– Ржевский прошелся по комнате.
– А мы в винт играем, - полным вздохом сказала Таня и вышла, глядела прямо в двери.
– Да, понимаете, - вполголоса говорил Ржевский, шагая по паркету, что ж мы-то можем? Ну, пусть один, два, три! Ну, пусть тысяча. Пусть с дрекольем, хоть с мечами. Умеем. Гладиаторы пусть все. Ну а что, скажите... Ну, что бы вы думали, - вдруг громко заговорил Ржевский, встал перед Санькой, крепко распер в стороны ноги, - ну, явился Спартак, скажем! Пусть победил бы. Так ведь на другой же день, - Ржевский весь перегнулся к Саньке, - завтра же гладиаторы-то эти сидели бы на скамьях в цирке и смотрели бы, как господ сенаторов рвут звери. Уверяю вас! Нет - скажете? Вернейшими наследниками были бы этого порядка. Поручусь!
– Возможно, что началось бы с этого, - сказал Санька, чтобы начать говорить, потому что бледное лицо, и глаза, и борода как не своя - все стало внутри, как доска, и душно становилось молчать и думать.
– Не только что возможно, а я вам поручусь!
– и Ржевский снова заходил.
– Не людей убивать, а порядок, и убивать его в мозгах людей.
"Если б Танечка стояла и я б ей глядел, глядел в глаза", - думал Санька и глядел на рояль, на то место, где стояла Танечка.
– А вот каким способом, - и Ржевский развел руками, - но, во всяком случае, не тем, что по канату через Ниагару. Что ж она чай-то?
– Нет, простите, я пойду, - и Санька поднялся.
– Таня, Татьяна!
– крикнул в двери Ржевский.
– Ну, видно, запропастилась. Душевно рад, что с вами познакомился, - и Ржевский улыбался и очень сильно жал Саньке руку.
В передней сам подал пальто.
Саньке хотелось скорей к себе в комнату, он бегом слетел с лестницы.
Санька хотел скорей запереться в своей компате и наглухо, побыть одному, и оно придет, то, что было в парке и всю дорогу, и все выйдет верно, и опять будет дышаться втрое шире груди, как тогда. И Санька бегом спешил вверх по лестнице. В прихожей стал быстро срывать с себя шинель. Что-то там говорят в столовой, пускай, Бог с ними. И вдруг Саньку дернуло всего: Танечкин голос!
– ...rien qu'une provocation!
– кричала Танечка.
– Je suis sure... pour les idiots que des conspirateurs, sapristi, commissaire de police lui disait*, той дуре...
– ---------------------------
* ...всего лишь провокация! Я уверена... для идиотов конспираторов, черт возьми, пристав ей говорил... (фр.)
И голоса заглохли и хлопнули двери.
"В гостиной теперь!" - Санька вбежал в гостиную.
Танечка стояла красная, Анна Григорьевна сидела на диване, подняла на лоб брови и снизу глядела на Танечку.
– Вот-вот!
– Танечка шагнула к Саньке.
– Вот только я пошла тогда, понимаешь, сказать чаю, с черного хода какая-то дура принесла записку - вот эдакий, - и Танечка размахнула руки, - рапорт. Понимаешь, - Танечка горячим шепотом обращалась только к Саньке, - Надька пошла к своему увриеру, а там все готово и засада. Уверяет, что пристав ее отпустил как Кудрявцеву - это по ее дурацкой - уверена!
– фальшивке. Убеждена, что дурацкая. И теперь думает, как спасать Филиппа этого. И будет, дурища, ходить по всем своим, такие вот, может быть, корреспонденции рассылать. За ней стаей сейчас шпики. Десяток! Дюжинами послали. Дурища! Ах, дурища несчастная!
– Что же делать? Что делать?
– шаталась в тоске Анна Григорьевна.
– Что делать! Теперь вот "что делать"?
– Танечка обеими руками показывала Саньке на Анну Григорьевну. Показывала, как союзнику, и Санька горел всем лицом навстречу Танечке.
– Да поймать и этапом куда-нибудь, да к черту на рога - "вдеревнюктетке", не знаю! На необитаемый остров. А она же всех провалит, идиотка. Да-да! Идиотка!
– крикнула в голос Таня прямо в лицо Анне Григорьевне.
– Знаю, знаю...
– с болью шептала Анна Григорьевна.
– Ну, найти, найти!