Виктор Вавич
Шрифт:
— Ну что? — спросил тихо Виктор.
— По местам усе… И стрельба на манер больше от Слободки… Редкая совсем.
— Редкая? — и Виктор сделал деловое лицо и дернул дверь.
— А дежурный кто же? — в голос спросили оба надзирателя.
— Я ведь уж не здешний, — сказал Виктор спокойной нотой. — Я ведь, собственно, в Соборном. — Он еще глядел, как подняли они брови, вскинули головами, и повернулся в дверь.
Виктор вышел на крыльцо, постоял — оправлял портупею и не спеша спустился со ступенек. Размеренным шагом пошел по панели в тень улицы. Отошел квартал. «В Соборный, что ли?
— Наплевать! Наплевать! — шептал Виктор. Он завернул за угол, вот сейчас маленькое крылечко — номера. Виктор дробно тыкал в кнопку, в звонок. И сейчас же замелькал, зашмыгал свет стеклом двери. Заспанная рожа секунду присматривалась, и заторопился, завертелся ключ. «Пожалуйте-с!» — и глядит испуганно, ждет. Виктор выдержал секунду, обмерил взглядом.
— Швейцар?
— Так точно! — и лампа подрагивает в руке.
— Без прописки не пускаешь? Смотри! Да, «никак нет», а потом… А ну, давай номер! Без клопов мне, гляди.
Швейцар, в пальто поверх белья, схватил с доски ключ.
— Пройдемте-с.
Две свечи разгорались на крашеном трюмо. Швейцар побежал за бельем. Виктор глянул на себя в зеркало — бочком поглядел. «Недаром струсил — есть что-то», — и еще нажал глазом искоса. Подошел ближе. Попробовал рукой подбородок. Швейцар заправлял подушку в свежую наволочку.
— Разбудишь завтра в девять. Цирюльник когда открывет? В десятом? Ну, проваливай.
— Барышню не прислать? — шепотом спросил швейцар.
— С барышнями тут, дурак! Проваливай, марш!
Виктор стал раздеваться. Полез в шинель: в кармане браунинг, положить под подушку — черт ведь их знает! — и вдруг бумажка: «Ах да! Грунина».
Виктор, нахмуренный, с приоткрытым ртом подошел к свече.
«Витенька, страх боюсь, пришли весточку с городовым». Карандашом синим, наспех. Виктор скомкал в шарик бумажку, швырнул в сухую чернильницу на столе. Завернулся в одеяло, с силой дунул в свечку. Через минуту встал, нашарил спички, — и пока разгоралась свеча, подбежал к столу, достал из чернильницы комочек и босиком прошлепал к вешалке — сунул в шинель.
«И тревожить не к чему — спит уж, поди. Какие тут весточки? Шестой час! А в двенадцать быть — это все равно как приказ».
Виктор повернулся на бок, натянул на голову одеяло. «Зубки! Мало что зубки, а, может быть, просто дело. Насчет Соборного и еще там черт знает чего… тайного даже…» — Виктор нахмурил брови и зажал глаза.
Вавич вышел из парикмахерской, и сырой ветер холодил свежевыбритый подбородок, повернул на ходу поясницей, ладно в талии облегал казакин. Как в дорогом футляре нес себя Виктор. Ботфорты — уж перестарался швейцар — вспыхивают на шагу. Отсыреют дорогой. «Ведь пошлет еще, того гляди, Фроську в участок справляться. Оттуда в Соборный еще эту дуру погонят. Послать, может быть!» Виктор поддал ходу — на углу против собора всегда толкутся посыльные, застать бы хоть одного дурака. Виктор зашел в ворота, быстро достал из портфеля клок бумаги.
«Жив и здоров, — писал Виктор, — жди»… Надо «Грунечка» и никак… и крупными буквами медленно вывел «Грунечка»… «к четырем».
Сложил аптекарским порошком и написал адрес. Вон торчит красная щапка. Виктор чуть бегом не побежал, чтоб не перехватил кто.
— Мигом, ответа не надо. Подал и вон, без разговорчиков. Получай! — Виктор сунул письмо и двугривенный.
К дому полицмейстера Виктор подходил с деловым, почтительным лицом. Он еще раз обдернул шинель перед дверью и нажал коротко звонок: ровно двенадцать.
Он услыхал, как легко подбежали каблучки, дверь распахнулась, сама Варвара Андреевна раскрыла дверь, в легком желто-розовом шелке, коричневый пояс на узкой талии и широкие концы еще качались с разлету.
Виктор сдвинул каблуки и козырнул, наклонившись.
Варвара Андреевна держалась за раскрытую дверь, улыбалась с лукавой радостью. Виктор краснел.
— Ну! — тряхнула головой Варвара Андреевна. — Скорей! Виктор перешагнул порог. Она тянула его кушак.
— Сюда, сюда! Ноги вот тут покрепче, без калош ведь, франт какой.
Виктор тер ноги, краснел, улыбался. Варвара Андреевна отстранилась и сбоку яркими глазами смотрела. И вдруг на миг, как молния, оскалились зубки, она прянула к Виктору, поцеловала в губы, как грызнула на ходу, и отскочила к портьере.
— Нет, нет, не снимай здесь шинель, — шептала весело Варвара Андреевна, — идем ко мне, ко мне. — Она взяла Виктора за руку и пошла на цыпочках впереди, высоко поднимала на ходу ноги, как дети подкрадываются, и легкий широкий шелк веял около ног и волновал складками, чуть шуршал, и чуть пахли духи. Было тихо кругом, и ковер внизу заплел все узором, и Виктор смотрел, как впереди узкая туфелька на остром каблучке ступала в один узор, в другой, и воздух шел тонкий, как ветер из неведомой страны — от духов. А она, как девочка — за ручку и ножками как! Они прошли в столовую. Варвара Андреевна остановилась на миг, огляделась, как будто кралась в чужой дом, улыбнулась воровски Виктору и тихонько ступила на глянцевый паркет, и тонкие ножки стульев длинно отражались в полу. Стулья стояли по стенам и, будто отвернув лицо, не глядели.
Она вдруг быстро засеменила ножками в полутемный коридор и в раскрытую дверку, направо, круто свернула Виктора. И в большом зеркальном шкафу увидал Виктор ее и у ней за плечом, над желтым шелковым плечом, свое лицо и полицейскую фуражку — и удивился фуражке, как будто не знал, что она на его голове. Совсем другая, думал, его голова. Варвара Андреевна секунду стояла перед зеркалом, глядела радостно на себя. Потом быстро обернулась:
— Запирай двери! На ключ. Ключ сюда дай! — она засунула ключ куда-то в платье.
Вавич стоял и обводил глазами розовую в цветах мебель и китайскую ширму с птицами.
Варвара Андреевна села с размаху на диванчик, и вздулся на платье легкий шелк, и чуть, на миг один, Виктор увидал длинные желто-розовые чулки и пряжки на шелковой ленте.
— Ну, раздевайся, — смеялась Варвара Андреевна. Виктор снял шашку, расстегивал шинель.
— Сюда, сюда, на крючок вешай. Шашка у тебя острая? Настоящая? Вынь! Ух, какая! Дай сюда. Вытри масло это.
Виктор вынул новенький носовой платок, обтер шашку. Шашка строго блестела, как полузакрытый настороженный глаз.