Виктор
Шрифт:
– Знаешь, – сказал он, – мне всё чаще кажется, что я знаю тебя сотни, тысячи, миллионы лет. Знаю и люблю… Люблю целую вечность. Я чувствую, что полюбил тебя намного раньше, чем впервые, когда увидел, как ты выходила из кареты.
Она повернулась к нему лицом.
– Обычно принято признаваться в любви перед помолвкой, – сказала она. В её глазах была ответная страсть. Виктор попытался её поцеловать, но она отстранилась.
– Поверь, – быстро-быстро заговорила она, – ты милый, ты действительно милый и очень хороший, но дай мне немного времени. Не спеши.
– Ты не представляешь, как я устал ждать!
– Представляю, ещё как представляю, но… поверь, мы не предоставлены сами себе, такова уж наша судьба…
– К чёрту судьбу!
– Не говори так! Подожди. Осталось ещё совсем чуть-чуть…
15
Виктор шёл по узкой извилистой улице, состоящей сплошь из маленьких грязных торговых лавок, откуда доносились запахи рыбы, мяса, пряностей, благовоний, человеческого пота (на улице было людно) и чёрт знает чего ещё. От какофонии запахов Виктора тошнило. Солнце палило так, словно хотело сжечь этот проклятый богом город, что тоже совсем не добавляло радости. Предложи кто-нибудь Виктору в тот момент променять душу на глоток воды, он бы согласился не раздумывая, но его душа не интересовала здесь ровным счётом никого, а денег у него не было совсем. А вот есть, несмотря на вынужденный двухдневный пост, Виктору не хотелось совершенно.
В душе Виктора снежным комом росло раздражение, переходящее в ненависть к восточным людям, которые, несмотря на его красноречиво говорящую об отсутствии каких-либо денег внешность, словно мухи, набрасывались на него, навязчиво предлагая купить тот или иной товар. Наверно только сильная усталость, вызванная жаждой, голодом и хроническим переутомлением, не позволяла Виктору залепить от всей души кулаком в одну из этих скалящих зубы харь. Но сил хватало только на то, чтобы тупо брести непонятно куда и зачем, бесцеремонно расталкивая людей.
Периодически он впадал в противное сомнамбулическое состояние, когда от сознания оставались одни лишь инстинкты, заставляющие тело идти вперёд в поисках прохлады и бесплатной воды. Один из таких приступов оказался достаточно долгим, чтобы, очнувшись, Виктор обнаружил себя в совершенно ином месте и времени.
Это был поросший высоким сухим бурьяном пустырь, плавно переходящий в чахлый лесок. Города видно не было. Возможно, его скрывал лес, а возможно (но маловероятно) Виктор в состоянии помутнения сознания ушёл слишком далеко от города. В любом случае Виктор не имел ни малейшего представления, куда его занес чёрт.
К тому же была уже ночь, в небе светила огромная полная луна. Было настолько светло, что Виктор прекрасно видел всё вокруг.
Вдруг на пустырь выскочил здоровенный чёрный пёс размером с телёнка или медведя. Внутри Виктора всё обмерло, умирать в собачьей пасти ему не хотелось, и как назло на пустыре не было ничего, что можно было бы использовать против пса. Оставалось только надеяться на чудо или на то, что у пса были совсем другие интересы, в которые
Подбежав к Виктору на безопасное расстояние, пёс остановился, завилял хвостом и улыбнулся. Именно улыбнулся, а не оскалился или просто открыл рот. Никогда раньше Виктор не видел улыбающихся собак. Страх исчез, и Виктор в ответ улыбнулся псу. Тогда тот подошёл и ткнулся мордой в ладонь Виктора.
– Ну, здравствуй, дружище, – сказал псу Виктор, гладя его по огромной голове.
Пёс был сытым и ухоженным. Его шкура блестела в лунном свете. В глазах пса читалась вековая мудрость. На шее у него был золотой ошейник, инкрустированный драгоценными камнями, скорее декоративный, чем используемый для практических целей.
Отбежав от Виктора, пёс остановился и посмотрел на него своими умными глазами, словно приглашая следовать за ним. Когда Виктор пошёл за псом, тот вновь ему улыбнулся и медленно побежал вперёд по чуть заметной в высоком бурьяне тропинке. Временами он оглядывался, проверяя, следует ли за ним Виктор.
Вскоре они вышли к озеру. Водная гладь была гладкой, как стекло. Виктор стоял на обрывистом берегу и словно бы смотрел в небо у своих ног. Это зрелище было великолепно. Виктору было жалко нарушать покой водной глади, но желание пить к тому времени стало уже нестерпимым.
Прежде чем спуститься к воде, Виктор случайно посмотрел на луну, и то, что он увидел, заставило его забыть обо всём, даже о жажде. Нечто, пока ещё похожее на чёрную тень, отделилось от луны и на огромной скорости двигалось по лунному свету в сторону Виктора. От удивления он застыл на месте. Меньше чем через минуту Виктор уже смог различить очертания похожей на венецианскую гондолу ладьи, в которой стояла человеческая фигура. Ладья стремительно приближалась. Ей понадобилось не больше пяти минут, чтобы приблизиться к Виктору и замереть в нескольких шагах впереди него примерно на двухметровой высоте.
Серебряная, тонкой ювелирной работы ладья легко скользила в лучах лунного света. Она была настолько прекрасна, особенно в лучах лунного света, что могла бы заворожить кого угодно, но та, что стояла в ладье… Божественно прекрасная, – ни одна земная женщина не могла быть красива такой красотой, – в лунном свете она сама казалась сделанной из серебра. На ней были длинные свободные одежды, сотканные из света луны. Её голову украшал убор в виде диска и полумесяца. Заворожённый её красотой, Виктор не сразу увидел, что ладья наполнена водой, и вода льётся через края, вытекая через специальные прорези в бортах ладьи.
Повинуясь безмолвному приказу Богини, Виктор скинул с себя одежду и бросился вперёд, забыв об обрыве и о том, что сразу за ним была вода. Но вместо того, чтобы плюхнуться в воду, Виктор медленно опустился на водную гладь и пошёл по ней, как посуху, к ладье.
Встав под поток воды, стекающий с борта ладьи, Виктор принялся жадно её пить. Вода легко проходила сквозь него, очищая не только тело, но и душу, и разум. Она уносила голод, жажду, усталость, принося покой, радость и вселенское понимание.