Виктор
Шрифт:
Двое моих охранников вносят большой деревянный ящик и открывают его. Железный стул. Я всегда был неравнодушен к средневековым пыткам; в конце концов, они давали результаты. Но стул? Это медленная и болезненная смерть. Одно из моих лучших изобретений.
— Нет, ты не можешь этого сделать! — Дмитрий борется в своих оковах.
Константин встает рядом со мной.
Когда я разрезаю веревки, Дмитрий пытается напасть на меня, но я готов и бью, ломая его ребро. Он сгибается пополам, хватаясь за бок.
Мы
— Тебе есть что мне сказать? — спрашиваю, приподнимая бровь.
Он плюет мне под ноги: — Я ничего тебе не скажу.
Протягиваю руку одному из охранников, который передает мне гаечный ключ, и затягиваю ремни ровно настолько, чтобы потекла кровь. Он замирает, кажется, понимая, что чем больше двигается, тем хуже для него.
Я усмехаюсь. Это только начало.
— Может быть, ты заговоришь, если я приведу твою сестру, и она сядет напротив тебя. На такой же стул, — я улыбаюсь с намеком, зная, что он сдастся. Слова на вкус как пепел, но ее имя заставит его говорить.
Он смеется, удивляя меня.
— У меня нет сестры, — Дмитрий снова начинает шевелиться, но проклинает стул, когда гвозди проникают глубже в его кожу.
Я наклоняюсь, пока мы не оказываемся лицом к лицу.
— Амайя с тобой не согласна.
Лицо Дмитрия становится на два тона белее.
— Как ты ее нашел? — кричит он.
Я кружу вокруг железного стула, как волк, готовый разорвать свою добычу на части, шаги моих ботинок эхом отдаются в тишине склада.
Он рыит: — Не прикасайся к ней.
Это мило, что он беспокоится о ней.
Я наклоняюсь к его уху и смеюсь: — Я очень хорошо о ней позабочусь.
Его лицо краснеет, когда он пытается освободиться, кровь сочится из его ран. Но он терпит. Я хочу держать его здесь днями, на этом стуле, пока он медленно теряет волю к жизни.
— Мой дядя Юрий жив, это все, что я знаю. Держись подальше от Амайи, — выпаливает он. Но я только качаю головой.
— Есть еще что-то, и ты знаешь об этом. Это мог быть твой отец? Мы в последнее время не видели Ивана. Ты воровал у меня для него? Нужно ли мне напоминать, что он лишил меня и мою семью денег? Ты сделал это не только ради своего дяди. А ради власти, и я хочу список всех вовлеченных и где они находятся. Тогда я позабочусь о том, чтобы Амайя была в безопасности.
Дмитрий сжимает челюсть и смотрит в пол. Я кружу перед ним и наклоняю голову, ожидая, когда все расскажет.
Они хотят вернуть свою власть. Косковичи ненавидят нас больше, чем можно себе представить, за то, что мы забрали у них все; брак по расчету был несправедлив. Ему пришлось стать моей шестеркой, продавая
Я вытаскиваю свой "Глок" из кобуры и бью его по лицу.
— Думаешь, потерять мать — это хоть как-то сравнимо с потерей власти? Может быть, мне стоит забрать Амайю, трахнуть ее и перерезать горло, как только она кончит на мой член? — моя ярость нарастает внутри, как ад, который вот-вот взорвется. Мне нужно выпустить все это наружу.
Дмитрий отшатывается, насколько это возможно. Я выпрямляюсь и киплю. Не сводя с него глаз, передаю пистолет Константину.
— Расстегни ремни, — приказываю я, снимая куртку.
Охранники выполняют команду и силой поднимают Дмитрия со стула. Он с криком падает лицом вниз. Маленькие кровавые точки покрывают его спину, руки и ноги. Смотреть на это не так приятно, как было бы проделать каждое отверстие по отдельности вручную.
— Вставай, — говорю с убийственным спокойствием.
Он поднимается на дрожащих, слабых руках. Я не даю ему времени встать, пиная в лицо. Его челюсть хрустит в тишине, и пара зубов вылетает из окровавленного рта, рассыпаясь по грязному полу.
И все же я не удовлетворен.
Я наклоняюсь над ним и хватаю его за рубашку. Мой кулак бьет его по лицу, снова и снова. Кровь заливает мои руки и лицо. Мне все равно. Его лицо искажается, а я не могу остановиться. Ярость поглощает меня.
Это за мою семью. За мою мать.
Рука хватает меня за запястье, прежде чем успеваю снова ударить разбитое лицо Дмитрия. Глубоко вздыхаю и поднимаю глаза на Константина. Он не говорит ни слова, но я отступаю.
Дмитрий давно мертв, и теперь у него даже нет лица.
— Отправьте его тело в качестве послания остальным.
Хор голосов «Да, босс», разносится по складу, пока я стремительно возвращаюсь к своей машине и с визгом уезжаю с места происшествия.
Я захожу в дом, выключаю свою новую сигнализацию и прислоняюсь к двери, с тихим стуком опуская голову на ее поверхность. Приятно быть дома.
Пока не открываю глаза.
Мокрые следы мужской обуви ведут вверх по лестнице. Прошло несколько дней, так что, конечно, он вернулся.
Ставлю сумку на пол и крадусь на кухню, мои глаза бегают по сторонам, я остаюсь тихой и прислушиваюсь. Хватаю нож и держу его перед собой, стараясь, чтобы рука не дрожала. Я знаю, что мне нужно подняться наверх и убедиться, что его здесь нет. Но что делать, если он там? Смогу ли я его ударить? Я хочу. Но смогу ли?
Мне следует выбежать на улицу или позвонить кому-нибудь. Но я испытываю искушение узнать больше. Как говорится, любопытство сгубило кошку, и, возможно, на этот раз это правда.