Вильгельм Завоеватель

Бордонов Жорж

И тут ряды наши охватила паника. Левый фланг дрогнул и подался назад, увлекая за собой все войско. Одон с герцогом кинулись наперерез бегущим; герцог воздел руку, копье угрожающе сверкнуло — несчастные, поверившие слуху, будто Вильгельма убили, так и замерли на месте. Герцог сорвал с головы шлем, чтобы всем было видно его лицо, и воскликнул:

— Стойте! Глядите! Я жив! С Божьей помощью, победа будет за мной! Бегство же смерти подобно! Они перережут вас, как стадо баранов…

В это время самые храбрые из англичан бросились вдогонку за теми, кто отступал в последних рядах. Однако эта дерзость ничуть не устрашила нормандцев, они остановились, сомкнулись плечом к плечу — и перебили преследователей всех до одного. Безрассудная вылазка стоила неприятелю немалых жертв, Вильгельма же она кое-чему научила. Мы заметили, как он пристально разглядывал сплошную линию частокола, который нам не удалось сокрушить ценою даже самых отчаянных усилий.

Затем он сказал главным военачальникам, что на штурм придется идти еще раз, но, как только прогремят трубы, они должны будут тотчас же повернуть дружины назад и сделать вид, будто отступают — в панике и беспорядке. И вот пешие и конные устремились к вершине. Но, не успел завязаться бой, как они развернулись и помчались вниз — на равнину. Хитрость превзошла все ожидания! Снизу мы видели, как разомкнулись щиты и в проходы между ними с дикими воинственными воплями лавиной хлынул неприятель. Следом за пешими дружинами ринулась конница — английским сеньорам, верно, не терпелось скрестить с нами свои топоры. Трубы и рога проревели еще раз. Наши тут же развернулись к неприятелю лицом. Англичане от неожиданности застыли как вкопанные, не зная, куда податься. Мы окружили их и перебили всех до последнего, хотя защищались они на редкость умело. Вокруг меня английские и нормандские воины схлестнулись не на живот, а на смерть, и, если б не Герар, я бы непременно погиб рядом с сиром Вильгельмом. Ловким ударом меча Герар отсек рукоять топора, занесенного над моей головой. Но, падая, топор все-таки задел мне руку и бедро. В тот же миг саксонский рыцарь проглотил острие моего копья, что, думаю, вряд ли пришлось ему по вкусу. Мы, оруженосцы, не имели права оставить герцога ни при каких обстоятельствах, разве что когда он сам посылал нас с поручениями на тот или иной участок битвы. И я своими глазами видел и могу подтвердить, что как воину ему не было равных. На коне и без коня он являл собою пример небывалой ловкости, силы и доблести, достойный его высокого титула. Он бросался на выручку взятым в окружение товарищам, не щадя собственной жизни, заслонял грудью раненых и при этом еще успевал командовать всем войском.

Глава XVIII

РОВ ДЬЯВОЛА

По команде Вильгельма мы еще дважды провели ловкий маневр с будто бы поспешным, беспорядочным отступлением. Но англичане, однако, по-прежнему удерживали свои позиции, стена из щитов как стояла, так и осталась стоять, нерушимая. Хоть неприятельское войско вокруг Гарольдова штандарта и поредело, притом заметно, немало и нормандцев нашли смерть от сверкавших топоров-молний и теперь лежали вперемешку, кто лицом к земле, кто к небу, раздавленные копьями нашей же конницы! Какие чудеса храбрости являли в этой битве нормандские рыцари — я сам это видел, да не только я один!

Помню, оказался я рядом с Гуго Гранменильским, коему вскорости суждено было стать виконтом Лестерширским, владетелем доброй сотни замков с поместьями в Англии. Он из-за своего коня едва не погиб, чуть было не лишился всего, что обещал ему Вильгельм. Коня он взял у одного из своих рыцарей, то ли смертельно раненного, то ли погибшего. Ошалев от грохота побоища, жеребец осел на задние ноги, потом взметнулся вверх, перелетел через наши головы, через щиты англичан и понес всадника прямо в стан неприятеля. Мы было бросились ему на выручку, но путь нам преградили грозные топоры саксонцев; и тут вдруг шалый жеребец, раскидав крупом насевших на него англичан, круто развернулся и лихим прыжком перелетел снова к нам. Гуго уж, верно, простился с жизнью, ни один из нас ничем не смог бы ему помочь, даже герцог Вильгельм.

Племянник Рауля Тессона, Робер Эрнейский, поклялся первым захватить Гарольдов штандарт. Прорвавшись со своими рыцарями через неприятельский заслон, он с копьем наперевес припустил коня прямиком на Гарольда. Но на него и на коня его градом обрушились топоры. Позже мы нашли изувеченное тело рыцаря Эрнейского подле английского штандарта, рядом с телами Гарольда и двух его братьев.

Все восхищались сыном Ру-ле-Блана, нашим Тустеном, который нес знамя Нормандии, — в него-то в основном и метили англичане. Бесстрашный Тустен следовал рядом с сиром Вильгельмом, словно тень, поспевал за ним повсюду и замирал на месте, когда герцог останавливался, чтобы перевести дух. Каким-то чудом за весь день его даже не царапнуло, хотя от неприятеля он отбивался одним щитом, потому как в другой руке у него было знамя Нормандии. Правда, мы прикрывали его, как могли. Нам было велено в случае гибели Тустена тотчас подхватить штандарт, чтобы англичане не подумали, будто победа уже за ними, и чтобы наши, не дай Бог, не впали в отчаяние.

Ужасы битвы! Перо противится описывать их — с годами, размышляя о скоротечности отпущенного человеку времени, я понял, что ярость, неистовство и жестокость есть первейшие его грехи! Сказать по правде, хотя плоть моя и уцелела в той лютой бойне, в душе осталась такая страшная рана, которая уж, видно, никогда не заживет.

Был среди англичан один великан, настоящий одержимый, он смело врезался в самую гущу наших лучников и рубил их

топором направо и налево. На храбреце не было даже кольчуги — только деревянный шлем, который он, по всему видать, выдолбил своими руками. Кто-то из нормандских рыцарей, завидев исполина, обрушил на его голову меч, да так, что от удара шлем сполз тому на глаза. Англичанин не успел поднять руку, чтобы поправить шлем, как нормандец одним махом отрубил ее выше кисти. Вместе с рукой англичанин потерял и топор. Кто-то из наших нагнулся за ним. И тут другой англичанин хватил его сверху гизармой, да так, что раскроил спину, точно трухлявый чурбан.

Еще один англичанин, быстроногий, как олень, принялся крушить лошадей: те падали прямо на всадников, не успевавших высвободить ноги из стремян, и давили их, несчастных, насмерть. Подобравшись к этому английскому рубаке, Роджер Монтгомери проткнул его копьем насквозь.

В этом кровавом кошмаре единственным слабым лучиком человечности была братская взаимовыручка. Друг, не задумываясь, готов был пожертвовать собой, только бы спасти товарища по оружию, брата или родственника, закрыв его грудью от смертоносных датских топоров; вассал бесстрашно бросался на врага, принимая на себя удар, предназначавшийся для сеньора. И здесь, как я уже говорил, примером всем был наш неустрашимый герцог: сколько воинов спас он в этой бойне, хотя спасенные даже не подозревали, что своею жизнью они обязаны только ему! Я собственными глазами видал, как Вильгельм де Мале, сир де Гравиль, случайно попал во вражье кольцо. Он остался без коня, щит его был разбит вдребезги. Его гибель стала бы невосполнимой потерей для отряда, которым он командовал. Но ему на выручку тут же бросился сир де Монфор — один — и вызволил товарища из окружения. Меч в его деснице вращался, подобно мельничному крылу, сокрушая всех, кому хватало безрассудства встать на пути рыцаря.

— Гони их к морю! К морю! — ревели англичане. — Пусть выхлебают его все до последней капли, жалкие трусы!

Как только англичане чувствовали, что одерживают верх, они принимались оскорблять нас по-всякому, но их злобное тявканье тотчас заглушал наш боевой клич.

Вот уже часа три длилось побоище, и удача все колебалась, не зная, на чью сторону склониться. Стена из щитов все еще оставалась неприступным заслоном, Гарольдов штандарт по-прежнему маячил на вершине холма, колыхался на ветру. Усталость и отчаяние мало-помалу овладевали даже самыми стойкими. Надобно было спешно что-то предпринимать! Нормандские стрелы одна за другой вонзались в щиты англичан, но пробить их насквозь не могли. Мгновение-другое — и неприятельские заслоны ощетинились, точно громадные ежи, но саксонцы, схоронившиеся за ними, оставались целы и невредимы. Тогда Вильгельм скомандовал лучникам взять малость повыше, дабы увеличить дальность полета стрел — чтобы они, пролетев поверх щитов, поражали неприятеля прямо в головы. Подручные интенданта раздали лучникам полные колчаны. И стрелы шквалом обрушились на англичан, подобно ливню, гонимому ураганным ветром. Мы слышали только, как звенели тетивы, свистели стрелы и кричали раненые англичане. Их была тьма, и скоро на холме даже мертвому негде было упасть; но те, кто все же устоял, продолжали отчаянно защищаться. Однако лучники сделали свое дело — стена, кажется, раздалась и меж щитов теперь зияли довольно широкие бреши.

Вильгельм, скомандовав лучникам прекратить стрельбу, бросил на штурм холма конницу. Англичане поначалу с сознанием мрачной обреченности защищались, потом дрогнули и пустились наутек. Победа была за нами. Герцог искал глазами Гарольда. Он, как и мы, не знал, что Гарольд лежал уже бездыханный, с пронзенной насквозь головой — стрела угодила ему точно в глаз. Не знал, что вместе с узурпатором погибли и оба его брата — графы Герт и Леофвайн. И что у англичан больше не осталось ни одного военачальника, — впрочем, англичане и сами не ведали о том. Сир Вильгельм хотел поднять низвергнутый вражеский штандарт — и это едва не стоило ему жизни. На герцога кинулся саксонский рыцарь и так сильно рубанул его топором, что непременно убил бы, окажись чуть более ловким. От удара на шлеме Вильгельма образовалась глубокая вмятина, но шлем не раскололся — герцога качнуло в седле. Что сталось бы с ним, упади он наземь? Но он удержался в стременах и вскинул было меч. Англичанин пустился наутек. Его тотчас нагнали и проткнули сразу несколькими копьями.

Однако же, как ни удивительно, битва еще не закончилась. Поражение Гарольдова войска внезапно едва не обернулось для нас трагедией. Англичане прекратили сопротивление и спасались бегством, наши, воспрянув духом, пустились за ними вслед и без всякой пощады добивали прямо на бегу. Земля покрылась сплошным слоем из тел убитых и раненых. Казалось, уже ничто не спасет беглецов. День мало-помалу клонился к вечеру, на широкий, глубокий, обрамленный густым кустарником ров, служивший укреплением неприятелю, легли первые сумерки. Нормандские рыцари, вовремя не разглядев его, не успели осадить лошадей и кучно, как и скакали, рухнули туда, давя друг друга насмерть. Завидев, что с нормандцами случилось что-то неладное, англичане остановились и, тут же оценив обстановку, вновь ринулись на нас.