Вилла Рубейн. Остров фарисеев

Голсуорси Джон

— Говорят, в этом году будет неурожай фруктов и ягод, — заметил наконец Шелтон.

— Милый мой, вы, видно, не знаете, что за народ эти фермеры. Надо бы повесить несколько человек — огромная была бы польза! Ну и люди! Вот у меня, например, ведь уродилась же клубника.

— Я полагаю, что в нашем климате человек не может не ворчать, — сказал Шелтон, обрадовавшись, что можно еще немного отдалить страшную минуту.

— Совершенно верно, совершенно верно! Взять хотя бы нас, злополучных землевладельцев: я был бы несчастнейшим человеком, если б не мог иной раз поругать фермеров. Скажите, вы когда-нибудь видели лучший выгон?

А они еще хотят, чтобы я сбавил им арендную плату!

Мистер Деннант иронически посмотрел вокруг, на минуту задержался взглядом на Шелтоне, потом снова уставился в землю, словно увидел на его лице нечто такое, что серьезно обеспокоило его. Наступило молчание.

«Пора!» — подумал Шелтон.

Мистер Деннант по-прежнему не отрывал взора от своих штиблет.

— Вот, скажем, если бы они заявили, что мороз повредил куропаткам, это еще имело бы какой-то смысл, — шутливо заметил он. — Но разве от них можно ждать чего-нибудь толкового? Они ничего не соображают. Вот ведь люди!

Шелтон перевел дух и, не глядя на своего спутника, поспешно начал:

— Ужасно трудно, сэр…

Мистер Деннант ударил себя тросточкой по ноге.

— Да, ужасно трудно мириться с этим, но что поделаешь? Без фермеров не проживешь! А ведь если бы не фермеры, тут по-прежнему водились бы зайцы!

Шелтон неестественно рассмеялся и снова искоса взглянул на своего будущего тестя. Что означало это покачивание головой, эти резко обозначившиеся морщинки у глаз, эти вдруг искривившиеся губы? Шелтон перевел глаза на красивый орлиный нос мистера Деннанта (нос этот обладал способностью краснеть на ветру) и встретил его взгляд, — странное в нем притаилось выражение.

— Мне почти никогда не приходилось иметь дело с фермерами, — наконец сказал Шелтон.

— Неужели! Вот счастливчик! Это самые несносные люди на свете, поистине самые несносные… если не считать дочерей!

— Ну, сэр, вы вряд ли можете ожидать, чтобы я… — начал было Шелтон.

— Нет, конечно, нет! А знаете, я серьезно думаю, что нас с вами сейчас как следует вымочит.

Огромная черная туча закрыла солнце, на котелок мистера Деннанта упало несколько тяжелых капель дождя.

Шелтоя в душе обрадовался ливню: это была милость, ниспосланная самим провидением. Ему, несомненно, придется завести разговор о женитьбе, но это можно будет сделать не сейчас, а позже.

— Я все же пойду, — сказал он. — Я не боюсь дождя. А вам лучше бы вернуться, сэр.

— Подождите: у меня тут арендатор живет, вон в том коттедже, — сказал мистер Деннант своим сухим, небрежным тоном. — Мошенник отчаянный — любит поохотиться в чужих лесах! Не попросить ли его за это хотя бы приютить нас на время дождя, как вы думаете?

И мистер Деннант, ехидно улыбаясь и словно высмеивая свое намерение остаться сухим, постучал в дверь чистенького коттеджа.

Дверь открыла девушка одного с Антонией возраста и роста.

— А, Феба! Отец дома?

— Нет, — смущаясь, отвечала девушка, — отец куда-то ушел, мистер Деннант.

— Очень жаль. Не разрешите ли переждать у вас дождь?

Очаровательная Феба провела их в парадную комнату и, смахнув пыль со стульев, пододвинула их гостям; потом присела в реверансе и вышла.

— Какая хорошенькая девушка! — сказал Шелтон.

— Да, очень хорошенькая: за ней увивается добрая половина здешних парней, но она не хочет расставаться с отцом. О, этот негодяй

хоть кого окрутит.

По этому замечанию Шелтон вдруг понял, что теперь уж ему не удастся избежать щекотливого разговора. Он подошел к окну. Дождь лил как из ведра, но золотая полоска на горизонте сулила скорое прояснение. «Боже мой! — думал Шелтон. — Сказать бы мне скорей что-нибудь, пусть даже самое идиотское — и покончить с этим!» Но он продолжал стоять не оборачиваясь, точно на него нашел столбняк.

— Какой страшный ливень! — проговорил он наконец. — Настоящий водяной смерч.

А ведь ничуть не труднее было бы сказать: «Ваша дочь — самое прелестное существо на свете. Я люблю ее и постараюсь сделать ее счастливой!» Ничуть не труднее, — ему не пришлось бы даже передохнуть лишний раз, чтобы произнести эти слова. И все же он не мог их произнести! Он стоял и смотрел, как дождь, шурша, стекает по листьям и своим неиссякаемым потоком прибивает пыль на высушенной солнцем дороге; он подмечал малейшие подробности того, что происходило снаружи: как дождевые капли, словно копья, ударялись о листья и как листья по сто раз в минуту стряхивали их с себя, а по краям их бесшумно и быстро стекали вниз крохотные струйки прозрачной, чистой, как лед, воды. Он заметил и понурую голову коровы, которая в поисках укрытия от дождя остановилась у живой изгороди, жуя свою жвачку.

Мистер Деннант ничего не ответил на его замечание о дожде. Молчание так угнетало Шелтона, что он наконец обернулся. Его будущий тесть сидел на жестком стуле, широко раздвинув колени, и, нагнувшись, пристально смотрел на свои начищенные штиблеты, тыкая тросточкой в ковер; достаточно было одного взгляда на его лицо, чтобы от решимости Шелтона не осталось и следа. Выражение этого лица вовсе не было непреклонным, суровым или устрашающим отнюдь нет, — просто на какой-то момент оно перестало быть насмешливым. Это так поразило Шелтона, что он утратил дар речи. В озабоченности мистера Деннанта ему почудилось что-то человеческое, как будто его и в самом деле что-то тревожило. Но стоило ему взглянуть на Шелтона, как на лице его скова появилось обычное холодно-насмешливое выражение.

— Ну и погода выдалась, как раз для уток! — заметил он, и снова во взгляде его промелькнула неподдельная тревога. Неужели он тоже боится чего-то?

— Мне трудно выразить… — поспешно начал Шелтон.

— Да, да, чертовски неприятно, когда вымокнешь! — прервал его мистер Деннант и запел:

И драться будем, и пить, друзья, И все нам нипочем!

— Вы, конечно, обедаете у нас на той неделе, а? — продолжал он. — Вот и прекрасно! Будет епископ Блюментальский и старик сэр Джек Бакуэл. Надо сказать жене, чтоб она посадила вас между ними…

Я в звездную ночь прогуляться не прочь…

…Епископ — величайший противник развода, а старик Бакуэл по крайней мере дважды бывал в бракоразводном суде…

По опушке вдоль ручья…

— Не желаете ли чаю, джентльмены? — раздался в дверях голос Фебы.

— Нет, благодарю вас, Феба, — сказал мистер Деннант и, когда Феба краснея вышла, добавил: — Эту девушку давно пора выдать замуж.

На его впалых щеках почему-то проступил румянец.

— Как не стыдно держать такую красотку точно на привязи, около отца. Вот уж настоящий эгоист, этот малый!