Виноградник Ярраби
Шрифт:
— Потому что я человек слабый. Вы, быть может, могли бы меня спасти. Не знаю. Надо было мне увезти вас с собой в тот день, у озера. — Он высвободил свою руку из ее пальцев, сделав это очень осторожно. — Не дотрагивайтесь до меня. Я знаю, что отвратителен. Хорошо, можете получить свои письма. Вы и в самом деле решили, что я могу устроить скандал?
— Конечно, вы не способны на это, когда полностью владеете собой.
— Что бывает нечасто, как вы, вероятно, слышали.
Колм порылся в какой-то коробке и наконец извлек из нее небольшую связку писем. Бросив их в тлеющую золу очага, он помешал кочергой, и бумага вспыхнула тоненьким пламенем. Потом он присел на корточки и растопырил пальцы над огнем. Похоже, он даже забыл о том, что Юджиния здесь.
Бесс на всякий случай постучала в дверь. Юджиния крикнула, чтобы она подождала. Ей хотелось увидеть, как в огне свернется в черную трубочку последний листок. Она чувствовала себя старой. «Наконец-то я стала взрослой, — пронеслось у нее в голове. — Матроной, как он выразился».
— Я еще не совсем утратил понятие о чести, — сказал Колм, поднимаясь на ноги. — Я не знал, что хвастался. Хотя и было чем...
— Да, — с сожалением молвила Юджиния и добавила шепотом: — Было чем...
Он пнул кончиком ботинка кучку золы, а затем яростно напустился на нее:
— Вы получили то, за чем пожаловали. Почему вы не уходите? Весь мир ждет вас.
— Он мог бы ждать также и вас. Говорят, ваша книга получилась отличной. У вас такой талант, Колм!
— Талант по части бутылки. Громадный талант по части бутылки, моя дорогая. Да это не важно, не расстраивайтесь так. Я был слабаком задолго до того, как вы со мной познакомились. Недостаток, типичный для ирландцев. Большинство из нас пьет, но некоторые делают это усерднее, чем другие, и рано сходят в могилу. Короткая жизнь, но веселая. — Он взял в руки бутылку, на дне которой плескались остатки какой-то мутной жидкости. — Мой случай безнадежен. Даже вы не могли бы меня спасти, аланна, говорю вам чистейшую правду.
Ей ничего более не оставалось, как уйти. Бесс с отвращением сморщила нос. Взяв Юджинию за руку, она поспешно повела ее через песчаные дюны к дожидавшемуся экипажу.
— Почему вы пробыли там так долго? Получили письма? Какой ужасный человек! Пьяный в стельку и грубый. Что он вам говорил, когда вы уходили?
— Ничего. Ничего такого, что имело бы какой-то смысл.
Однако смысл в словах Колма, конечно, был — отважная попытка избавить ее от чувства вины и угрызений совести, уверить, будто даже ее преданная любовь не спасла бы его от превращения в жалкое подобие человека.
Все это было так грустно, что Юджинии хотелось плакать. Но слезы, болезненным комком сдавившие ее горло, отказывались излиться наружу. Всю дорогу до города она просидела как каменная, с застывшим лицом, не обращая внимания на попытки Бесс ее подбодрить.
Но, так или иначе, письма уничтожены. Ее репутация спасена. Ей придется впредь жить очень достойной жизнью, принося пользу людям, если она хочет хоть как-то оправдать только что совершенный поступок. В данный момент она вообще не знала, как жить дальше.
Бал, состоявшийся на следующий день вечером, был совершенно блестящим. Юджиния никогда бы не поверила, что в колониальном городе может найтись столько великолепных нарядов и драгоценностей. Вдруг кто-то позади нее произнес:
— Прекрасная миссис Мэссинхэм?
Она резко обернулась. Это было похоже на эхо голоса Колма, прозвучавшего в ту далекую ночь. Некий дородный джентльмен, обратившийся к ней, как видно, был удивлен такой нервной реакцией.
— Я вас случайно не испугал, миссис Мэссинхэм? Могу ли я иметь честь пригласить вас на танец?
Позволив взять себя за руку, Юджиния почувствовала, как задрожали ее губы.
Было уже за полночь, когда среди гостей поднялось легкое волнение.
— Ирландский художник, — сказал кто-то
— Этот пьяница О’Коннор, — подхватил другой. — Подумать только — все-таки посмел явиться! Собственно говоря, он, кажется, даже трезв.
Затаив дыхание, с колотящимся сердцем Юджиния стояла неподвижно, глядя в дальний конец зала на высокую фигуру в дверях. Тщательно умытый и причесанный, хорошо одетый, элегантный призрак — как видно, ждавший, когда она бросит на него взгляд. Он поклонился ей с торжественной почтительностью и исчез из виду.
Наверняка ему стоило невероятных усилий показаться ей на миг в столь респектабельном виде. Это был прощальный жест. Юджиния твердо знала, что никогда больше его не увидит.
Глава XXIV
Ситуация повторялась.
Юджиния писала:
«Дорогая Сара!
Интересно ли тебе будет узнать, что Кит и малютка Аделаида получат в начале будущего года брата или сестру? Я в полном восторге. Мне теперь кажется, что чем больше детей будет в этом огромном доме, тем лучше.
После нашей поездки в Сидней я с удовольствием вернулась к спокойному образу жизни в Ярраби. В городе пришлось слишком уж много веселиться, ибо нас втянули в весьма бурную светскую жизнь, которая кажется мне какой-то искусственной и пустой. Впрочем, мы были рады восстановить кое-какие из прежних знакомств. Бесс Келли стала очень тучной, а Мерион Ноукс выглядит постаревшей, кожа у нее совсем пожелтела. На женщине, которая так страстно хочет иметь детей, плохо сказывается бесплодие. Однако она сохранила свой ядовитый язычок, и мне начинает все больше нравиться ее честность. Насколько она приятнее жеманства всех этих новоприбывших представительниц среднего и низшего класса общества в их модных туалетах, с помощью которых они надеялись затмить нас, пионеров, и заставить выглядеть безвкусными и убогими...»
Она надеялась, что следующий ребенок окажется мальчиком, потому что этого хотел Гилберт. Ну а затем может быть и девочка — это уже ради ее удовольствия. Юджинии казалось, что она предпочитает девочек мальчикам. Кит был красивым ребенком, но очень трудным, и с ним нередко случались припадки, сопровождавшиеся отчаянным криком. Юджинии иногда приходило в голову, что он так и не оправился полностью от осложнений после скарлатины и от шока, связанного со смертью малютки Виктории в отсутствие матери, хотя странно, чтобы на такого маленького ребенка это событие могло столь сильно подействовать.