Виноградник Ярраби
Шрифт:
Гилберт тихонько рассмеялся:
— Мне нравится, как вы отскакиваете в сторону.
— Ах, перестаньте рисковать. Нам слишком долго везло. Я начинаю бояться.
— Тогда идите к себе в комнату. Я приду к вам через несколько минут.
— Как? Сегодня ночью?
— Завтра ночью я не могу. Буду пить портвейн с Его превосходительством. Кроме того, у меня есть для вас подарок.
— Подарок?
— Вы ведь никогда ни о чем не просите, верно?
— Я не имею на это право. Я и без того виновата.
— Не надо так говорить. Отправляйтесь к себе.
Подарком оказался фермуар из аметиста и жемчуга, который Гилберт повесил на шею Молли, сидевшей уже полураздетой в постели. Фермуар лег меж ее грудями, и Гилберт сказал, что именно там, на ее нагом теле, он и хотел бы всегда его видеть. Молли хотелось отказаться от подарка, сказать, что она не из таких любовниц. Однако вместо этого она насмешливо заметила:
— И когда же я смогу носить подобную вещь?
— Когда мы будем с вами вместе. Я знаю, что вы не можете носить его на глазах у всех. Но мне хотелось что-нибудь вам подарить. Разве вы не можете любоваться им в одиночестве, исподтишка?
— Исподтишка? — Глаза ее метнули молнии.
— Я, наверное, не так выразился. Слишком глуп, чтобы подбирать подходящие слова, но я буду разочарован и обижен, если вы откажетесь от него. Вы примите его, скажите?
Она ответила полукивком, невольно думая про себя, что, хотя ожерелье очень миленькое, это всего лишь аметист. У госпожи — бриллианты... Нет, она не отвергнет подарка, хотя ей и очень хочется это сделать. Она сохранит его для Рози.
Глава XXVIII
Люси не верила собственным глазам.
— Адда, не может быть: ты зачесываешь волосы наверх!
— А что еще я, по-твоему, делаю? — спросила Аделаида, искусно втыкая шпильки в рыжевато-золотые локоны над ушами.
— Но ты попросила разрешения? Тебе еще нет шестнадцати.
— Жизнь была бы страшно скучна, если бы на все надо было испрашивать разрешение, — Аделаида поворачивала голову и так и эдак, критически изучая свое отражение в зеркале. — Особенно если знать, что вряд ли тебе его дадут. Ну вот, кажется, все. Как я выгляжу?
— Фактически совсем взрослой, — вынуждена была признать Люси.
— Эта прическа последний лондонский пик. Мы получили в школе кое-какие модные журналы.
— А в школе тебе позволяли зачесывать наверх волосы?
— Если нам этого хотелось, — беззаботно ответила Аделаида. — Во всяком случае, мисс Эннабел Чизем разрешала, ну а мисс Эстер — старая зануда. — Она потянула ворот своего белого муслинового платья. — Это детское платье, — заявила она. — Мне очень хочется сделать вырез поглубже, если я это сделаю... — Глаза ее вдруг засверкали. — Ты ведь сможешь его обметать, да? Все только и делают что расхваливают твое умение управляться с иголкой.
Люси попятилась, глядя на сестру расширенными глазами:
— Ты не посмеешь!
— Какая же ты мямля, Люси. Вечно всего боишься. Великолепный Джордж не больно-то обратит на тебя внимание, если ты будешь так себя вести.
— Ты имеешь в виду Джорджа Фицроя? Но я вовсе не рассчитываю, что он бросит на меня хоть один взгляд.
— В таком случае он и не бросит, а очень жаль, потому что ты, право же, очень хорошенькая.
Люси боролась с вечно готовыми навернуться на глаза слезами, которых она всегда стыдилась.
— Почему ты говоришь — «очень жаль?» Ведь я даже учиться не закончила.
— Но придет же день, когда закончишь. А память, я думаю, у него имеется.
— Не глупи, Адди. Это ты должна его очаровать. Так говорит мама.
Аделаида пожала плечами. Ее манера держаться вызывала у мамы серьезную тревогу.
— Возможно. Дело, однако, в том, что я не желаю, чтобы кто-то выбирал для меня мужа.
— Но если бы ты влюбилась в Джорджа Фицроя, все было бы в порядке, не правда ли? Говорят, он очень красив.
— И, вероятно, тщеславен, как павлин. Если он станет вести себя с нами снисходительно, я мигом поставлю его на место.
— Адди, ты этого не сделаешь!
— А вот увидишь — сделаю... — не договорив, Аделаида взвизгнула. — Я слышу шум экипажа. — Она кинулась к окну. — Едут! Гляди! Наверное, это Джордж едет верхом рядом с экипажем. А с другой стороны полковник Мунди.
— Не высовывайся так сильно. Они тебя увидят, — нервно окликнула сестру Люси.
Но и она, соблюдая необходимую скромность, все же выглянула из окна и нашла молодого человека, ехавшего на гнедой кобыле, очень интересным. Высокий, строгий, элегантный; солнце сверкало на его блестящих темно-русых волосах. Люси не ожидала, что он окажется настолько красив. Уж, конечно, теперь-то Адди не станет говорить о нем столь пренебрежительно. Она осторожно пригладила тщательно уложенные локончики, неожиданно Люси захотелось и самой быть старше и посмелее, чтобы причесать волосы по последней лондонской моде. А так Джордж Фицрой примет ее просто за маленькую девочку и вряд ли вообще обратит на нее внимание. Ах, если бы только она была в состоянии преодолеть мучительную робость и отважиться поговорить с ним! Да, но о чем? Как он может заинтересоваться предметами, о которых она способна говорить?
Одно, во всяком случае, не внушало сомнений: мама не потеряет контроля над собой. Неожиданно столкнувшись с Аделаидой и заметив ее прическу, она лишь безмятежно улыбнулась. Сама мама в лилово-синем платье была очень красива.
— Леди Мери, позвольте представить вам моих дочерей. Это Аделаида, а это, — ее рука легонько и ободряюще коснулась плеча Люси, — моя младшая дочка, Люси.
После этого обе девочки сделали реверанс очень крупной и тучной леди в темно-зеленом дорожном туалете.
Леди Мери весело сказала:
— Бог ты мой, миссис Мэссинхэм, вы выглядите слишком молодо, чтобы иметь таких взрослых дочерей!
— На самом-то деле они не такие уж взрослые, леди Мери. Аделаида учится в школе сестер Чизем, а Люси занимается с гувернанткой. А теперь, я уверена, прежде чем появятся
джентльмены, вы захотите осмотреть свою комнату. Она находится в самой прохладной части дома, хотя порой и там бывает недостаточно свежо. Цветы в комнате расставила Люси. Она очень хорошо разбирается.