Винтервуд
Шрифт:
Итак, жребий брошен.
Спустя некоторое время Шарлотта Мерион пригласила Лавинию явиться к ней в спальню.
На этот раз Шарлотта была одна. Понять, довольна она или недовольна, было невозможно. Ее огромные глаза оценивающе разглядывали Лавинию. В руках был веер, которым она время от времени томно обмахивалась: утро выдалось жаркое и зной, очевидно, расслабил и утомил ее. На лице Шарлотты не было ни кровинки, но это, казалось, лишь усиливало странную привлекательность этой женщины. Она все еще оставалась в неглиже, и черные волосы были стянуты сзади в тяжелый узел, словно у нее не хватало
— Муж сказал мне, что вас уговорили изменить свое решение, мисс Херст. Могу я поинтересоваться, чем это вызвано?
Лавиния решила быть откровенной:
— Я совершенно влюбилась в Венецию, и мне захотелось остаться здесь еще на несколько дней. Это, а также перспектива пуститься в путь с двумя престарелыми и очень скучными людьми заставили меня пожалеть о моем вчерашнем довольно поспешном решении.
— Вы думаете, мы окажемся более занимательны, ми спутниками?
— Я не думала о занимательности, миссис Мерион.
Шарлотта сделала быстрое движение веером:
— Быть может, вы поддались чувству жалости к нашей дочери?
— Да, мне очень жаль Флору. Хотя, если вы позволите мне высказать свое мнение, я не считаю, что ей на пользу привычка превращать свою беспомощность в своего рода оружие. Мне бы хотелось обращаться с ней как с человеком во всех отношениях нормальным.
— Вы говорили об этом ее отцу?
— Пока еще нет.
— Думаю, вы это сделаете. Похоже, что вы из тех молодых женщин, которые весьма настойчиво придерживаются своих взглядов.
Лавиния закусила губу и ничего не ответила. Взгляд громадных глаз Шарлотты был устремлен на нее поверх веера.
— Должна вас сразу предупредить, что мой муж, так же как и я, не любит непрошеных советов. Впрочем, давайте не будем отвлекаться от главного. Мне необходимо знать хоть что-то о вашей семье. Кто были ваши родители? Какое вы получили образование? Почему вы оказались в таком положении, что вам приходится зарабатывать на жизнь?
Рассказ, который Лавиния заранее отрепетировала, она повторяла без труда. Как быстро она превратилась в завзятую лгунью!
— Я выросла в Сомерсете, миссис Мерион. У отца было небольшое имение. Воспитанием моим занималась гувернантка, а также меня обучали всем обычным предметам — музыке, рисованию, французскому, немного немецкому, английской поэзии, разумеется танцам и верховой езде. Но как раз перед тем как я должна была начать выезжать в свет, мои родители погибли в результате несчастного случая: двуколка, в которой они ехали, опрокинулась. Папа любил быструю езду, и... — Ей все еще было больно говорить об этом — о пережитом страшном потрясении, о том, как невозможно было поверить во все это: папа убит, мама умирает, вороной красавец Цезарь со сломанной передней ногой пристрелен.
— Ваш отец отчасти похож на моего мужа, — заметила Шарлотта. — Эта страсть англичан к лошадям! Ну что ж, продолжайте. Разве в семье не было никого, кто мог бы довершить ваше воспитание и вывезти вас в свет? Вы были единственным ребенком?
— Да. «Прости меня, Робин, — пронеслось у нее голове, — но так безопаснее». — Я не смогла появиться в свете, потому что после смерти отца выяснилось, что у него было очень много долгов. На мою долю ничего не
— А какие у вас основания полагать, что, работая у нас, вы преуспеете больше? — спросила Шарлотта.
— Я приложу к этому все старания, миссис Мерной.
— Пост, который вы займете, не предполагает посещение оперы в роскошных нарядах.
— С моей стороны это был глупый поступок, — признала Лавиния.
— Да, несомненно. — Шарлотта, по-видимому, мысленно оценила внешность Лавинии, быть может размышляя о ее молодости. Дело в том, что при дневном свете были видны легкие морщинки вокруг ее собственных глаз, и лицо при всей его безупречной красоте потеряло свежесть — оно выглядело измученным и болезненным, словно жара, трудности, связанные с путешествием, или же какие-то тревоги совершенно опустошили эту женщину. Было похоже, что беседа истощила все ее силы. Она прижала пальцы к вискам. — Меня мучают головные боли. Только тот, кто испытал подобные страдания, способен меня понять.
— Мне очень жаль вас, миссис Мерион, — пробормотала Лавиния, подумав про себя, что ей, вероятно, очень не хватает сочувствия Дэниела.
— Я вынуждена полжизни проводить на диване. Не могу вам описать, какого напряжения стоила эта поездка. Но ради моей бедной тетки предпринять ее было необходимо. Тетя написала мне и выразила желание умереть в своей родной стране. Я не могла не рассматривать это как последнюю волю, подлежащую безусловному исполнению. Вам приходилось когда-нибудь ухаживать за больными, мисс Херст?
— Приходилось немного, — ответила Лавиния.
— Ну что ж, по крайней мере, это уже хорошо. Как вам сказал мой муж, мы очутились в чрезвычайно труд, ном положении из-за того, что Элиза заболела, а эта злополучная мисс Браун в Швейцарии ушла от нас. Правда, надо быть справедливой и признать, что моя дочь изрядно ее мучила. Вы должны мне обещать, мисс Херст, что в случае вашего согласия поехать с нами вы не бросите нас на полпути. Когда прибудем в Винтервуд — дело другое. Давайте будем считать, что вы поступаете к нам с испытательным сроком.
— Очень хорошо, миссис Мерной. Это подходит мне как нельзя больше.
Шарлотта вздохнула с облегчением. Она, что называется, «спасла лицо»: ее вынудили взять на работу Лавинию, но она сделала это на своих собственных условиях.
— В таком случае, надеюсь, вы готовы приступить к исполнению своих обязанностей немедленно. Мы с мужем весь день пробудем в палаццо моей тетки, поэтому я хочу, чтобы вы остались с детьми. Пожалуйста, обратите особое внимание на Эдварда. Он очень шаловливый ребенок и любит проделывать, как он выражается, «номер с исчезновением». — Шарлотта ласково улыбнулась и продолжила: — Я хочу, чтобы завтра вы занялись упаковкой вещей моей тетки. Элиза сегодня пойдет со мной помочь их разобрать. В такую жару все это страшно утомительно. И кроме того, я все время беспокоюсь о своей бедной тетушке. Она совершенно не в состоянии путешествовать, но упорно на этом настаивает.