Винтервуд
Шрифт:
— А вашей маме?
— О, она говорит, что семейные отношения имеют важное значение. Я совершенно с этим не согласна. Когда я вырасту, я, безусловно, не стану разговаривать с Эдвардом.
Эдвард, обладавший даром пропускать мимо ушей любые не интересовавшие его разговоры, всегда слышал все, что касалось его персоны. Он сразу же вскочил и подошел к креслу Флоры.
— Ты даже не будешь говорить мне «с добрым утром»? — с интересом спросил он. Его живое личико было очень привлекательно, когда на нем не было написано упрямство и своеволие.
— Никогда. Ты слишком отвратителен.
— Ну что ж,
— Нет, нет! Остановите его, мисс Херст! Он сущий дьявол, мисс Херст.
К сожалению, Шарлотта выбрала именно этот момент, чтобы вернуться. Для Эдварда это послужило сигналом разразиться громкими рыданиями и зарыться головой в материнские юбки, а для Флоры — впасть в безысходное отчаяние.
— Ну-ну-ну, деточка! — Шарлотта возмущенно поглядела на дочь. — Что ты с ним сделала. Флора? Ты же старше его и должна быть умнее. Мисс Херст, это была одна из причин, почему я радовалась уходу мисс Браун: она, по всей видимости, была не способна поддерживать порядок.
— Я считала, что меня наняли смотреть только за Флорой, — заметила Лавиния.
— Когда мы вернемся домой, у Эдварда будет учитель. Но пока мы находимся в таких трудных обстоятельствах, я рассчитываю на вашу помощь. Я только что провела очень тяжелый час со своей теткой, и у меня болит голова. Тедди, пожалуйста, подумай о бедной маминой голове и прекрати этот шум. Мисс Херст, я хотела бы чтобы вы сегодня вечером посетили мою тетку и взяли на себя упаковку ее вещей. Вы бы видели, что она хочет забрать с собой! — Шарлотта приложила руки ко лбу. — Можно подумать, что она собирается прожить целую жизнь в Англии, в то время как самое большее... — Шарлотта заметила слишком пристальный взгляд Флоры и пожала плечами, намекнув этим жестом на неминуемую близкую смерть тетки.
— Как она сегодня себя чувствует? — спросила Лавиния.
— На удивление хорошо. И от этого с ней очень трудно иметь дело. Она хочет за всем следить. Это надо вытрясти, это обернуть ватой, ее драгоценности следует нести в руках, платье, в котором она была Бог весть сколько лет назад на королевском приеме, нужно упаковать в отдельный чемодан. У нее имеются картины, украшения, мебель. Но от этого всего надо просто избавиться! Я думаю, вы, человек посторонний, можете оказать на нее большее влияние, мисс Херст. Мой муж попросту не согласится возвращаться в Англию с целым ворохом багажа.
Теперь, когда они не касались щекотливого вопроса о детях, Лавиния испытывала к Шарлотте что-то вроде сочувствия.
— Конечно, я сделаю, что могу, миссис Мерион. Между прочим, приходил некий мистер Пит.
На лице Шарлотты мелькнуло странное выражение, продержавшееся, быть может, всего лишь секунду. Оно совершенно не поддавалось пониманию.
— А, Джонатан! Он сказал, когда снова придет?
— Нет, точное время он не назвал.
— Как все мужчины, он полагает, что все всегда должны быть к его услугам. — В голосе Шарлотты слышалось раздражение и волнение. — Он мог бы гораздо больше помочь мне во взаимоотношениях с тетушкой Тэймсон, если бы был на что-нибудь годен в условиях домашнего кризиса. Но я нахожу, что мужчины абсолютно беспомощны, когда оказываются
Флора проводила их глазами:
— Вы видите, мисс Херст. Эдвард — мамин любимчик. Папа говорит, что из него вырастет слюнтяй. Как вам повезло, что вы были единственным ребенком! Вся любовь ваших родителей была отдана вам. Вы стали от этого очень хорошей?
— А я похожа на очень хорошую?
— Слава Богу, ни чуточки, мисс Херст! — Голос Флоры редко утрачивал свою мучительно напряженную тональность. — Не позволяйте больше мистеру Питу смотреть на вас так, как он смотрел.
— Вряд ли я могу изменить выражение его лица. А что тебе не понравилось?
— Я не могу объяснить. Во всяком случае, он мне не нравится. Он смеется, когда нет ничего смешного. До приезда в Венецию мы никогда не были с ним знакомы. Вам не кажется это странным?
— У постели больных часто сходятся люди, раньше незнакомые. Может быть, мистер Пит любит вашу бабушку?
— Скорее он любит ее деньги.
— Флора, что за циничное заявление! Ты что — слышала это от кого-нибудь?
— Я слышала разговор папы с мамой. Папа сказал, что ей следовало бы прогнать прочь этого малого, а она сказала — как это возможно, коль скоро он нужен бабушке Тэймсон. И вообще, что так себя с родственниками не ведут. И что, если отделаться от мистера Пита, это будет выглядеть так, будто мы хотим забрать все деньги себе.
— Отделаться!
— Я бы хотела как-нибудь темной ночью спихнуть его в канал, задумчиво произнесла Флора. — Он мне не нравится. Он и на маму поглядывает. Жаль, что бабушка Тэймсон так богата.
— А она очень богата?
— О да, страшно. Но я уверена, что ей сейчас совершенно не до денег. Она хочет только одного: лежать под каменным ангелом рядом со своим маленьким Томом. Я молю Бога никогда не стать богатой, чтобы какой-нибудь тип вроде мистера Пита не стоял у моего смертного одра.
Глава пятая
Мистер Пит не стоял у одра своей тетушки, когда Лавиния явилась в палаццо. Старая дама лежала в просторной комнате в полном одиночестве. Прислуга впустила Шарлотту и Лавинию и удалилась. Все окна, помещавшиеся в средневековых готических арках, были закрыты, и в комнате стояла удушающая жара. Свечи, горевшие в большой люстре венецианского стекла, еще больше нагревали воздух. Свет их отражался в многочисленных зеркалах, так что комната казалась слишком ярко освещенной и в то же время, как ни странно, темной. Впечатление темноты создавали обитые бордовым дамассе стены и тяжелые занавеси.
Лицо старой женщины в постели было почти того же цвета, что и пламя свечей, — светло-желтое, и на нем поблескивали черные, как ягоды смородины, глазки. В воздухе сильно пахло «Фиалками», и этот запах духов, в сочетании с жарой и свечным дымком, был довольно противным.
— Как вы себя чувствуете, тетушка Тэймсон? — спросила Шарлотта. — У вас здесь очень жарко. Вы не думаете, что хорошо бы открыть окна?
— Чтобы отравиться вонью каналов?! — При всей ее тщедушности голос у старой дамы оказался неожиданно сильным.