Винтервуд
Шрифт:
— Разумеется, я об этом говорить не буду, — натянутым голосом произнесла Лавиния.
— Я, в общем-то, имела в виду Флору. Этот ребенок необыкновенно жаден до сплетен. Нельзя допускать, чтобы она усматривала какие-то странности в характере бабушки. Да и Эдвард тоже. У детей подобные вещи иной раз вызывают нежелательные реакции. Я бы хотела, чтобы они оба относились к бедной старой даме с любовью. Это может немного скрасить ее последние годы.
Лавиния почувствовала, что Шарлотте хотелось бы сказать «последние месяцы» или даже «последние недели». Конечно, невозможно было ожидать, чтобы она испытывала какие-то чувства к тетке, которую не видела с детства. Но зачем было лицемерить? Впрочем, лицемерила ли она? Может, так оно было лучше — изображать любовь и беспокойство, коих она на самом деле не ощущала? По крайней мере, это придавало всему происходящему более благопристойный вид. Леди Тэймсон могла обманывать себя, воображая, будто ею искренне дорожат.
Длинный необычный день показался Лавинии очень утомительным. Она думала, что будет крепко спать, но то ли ей было слишком жарко, и поэтому она чувствовала себя взвинченной, то ли она испытывала какую-то непонятную тревогу... Дэниела она совсем не видела. Поужинав вместе с детьми и уложив их в постель, она ушла в свою комнату и долго думала об одинокой старой женщине, томящейся, словно узница, в своем пыльном палаццо, а потом ее мысли перенеслись к Робину, который тоже был узником, но уже в прямом смысле слова. Наконец она встала, чтобы открыть длинное узкое окно и посмотреть, светит ли луна на лагуну, как вчера ночью.
Лавиния думала, что красота этой картины ее успокоит. Было уже очень поздно, далеко за полночь, и на набережной не было никого, кроме нескольких гондольеров, как обычно, очень громко переговаривавшихся. Впрочем, нет — отдельные прохожие еще появлялись. По горбатому мосту через канал в направлении отеля медленно шли двое — мужчина и женщина. Когда они подошли к двери, женщина положила руку на плечо мужчины, давая этим понять, что она не желает, чтобы он шел дальше. На ней был темный плащ, а лицо прикрывала густая вуаль. Мужчина снял шляпу и с явной насмешкой церемонно поклонился. После этого он рассмеялся. Смех был ясно слышен, и спутать его нельзя было ни с каким другим. Так смеялся только один человек — Джонатан Пит.
Лавиния была почти уверена, что женщина под вуалью Шарлотта.
В их облике и поведении было что-то подозрительно скрытное. Шарлотта — если это была Шарлотта — так торопилась с ним распроститься, словно ей не терпелось уйти от него. Тем не менее она остановилась и оглянулась назад, и он помахал ей вслед — так, как если бы имел над ней какую-то колдовскую власть.
На следующий день Шарлотта оставила Лавинию в гостиной на первом этаже дома тетушки Тэймсон, поручив сложить и упаковать целую гору одежды и прочих предметов.
— Надеюсь, вас учили аккуратно укладывать вещи, мисс Херст.
Лавиния вполне правдиво сообщила: да, учили. Она натренировалась в этом искусстве за три месяца службы у кузины Мэрион. И все-таки у нее были сомнения, что ей удастся втиснуть в коробки всю эту массу всевозможных вещей — какие-то боа из страусовых перьев, шляпки, платья, веера, башмаки на пуговицах, перчатки, зонтики от солнца, огромную Библию с золочеными застежками, связки писем, перетянутые бледно-лиловой лентой.
Все было пропитано запахом «Фиалок», из-за чего в большой комнате, темной, так как ставни на окнах были закрыты, было душно и в каждом углу мнились призраки.
Тишина была почти непереносимо гнетущей. Во всем доме царило молчание. Трудно было поверить, что где-то наверху находится еще живая старая женщина. Неудивительно, что леди Тэймсон хотелось, чтобы ее увезли отсюда, — она стремилась бежать от призраков прошлого. Не слышно было даже веселой болтовни и суеты слуг, а Фернанда, полная неряшливая служанка, молчала, потому что не умела говорить по-английски.
Шарлотта спросила Лавинию, говорит ли она по-итальянски.
— Я знаю всего лишь несколько слов.
— В таком случае, если вам понадобится Фернанда, вам придется объясняться с ней жестами, но она не должна вам понадобиться. И, пожалуйста, не беспокойте мою тетку. Она отдыхает.
Было ясно, что Шарлотта, которой пришлось вопреки своему желанию взять Лавинию на работу, теперь вознамерилась выжать из нее все, что можно. Когда Флора услышала, что в этот день Лавиния не будет находиться целиком в ее распоряжении, она пригрозила устроить сцену, но успокоилась, после того как ей сообщили, что отец повезет на прогулку ее и Эдварда.
Лавиния, задыхавшаяся от запаха духов, неразрывно связанных с былым весельем контессы, с легкой завистью думала о детях, которые, быть может, в этот самый момент плывут с отцом в гондоле или едят морозное на Пьяцце Сан-Марко, слушая звон большого колокола, доносящийся с Кампанильи, и глядя на кружащихся вокруг них и машущих крыльями голубей. Она работала усердно, постепенно уменьшая гору вещей, которые надо было еще сложить и упаковать. Длинное, ожерелье из черных и золотых бусин венецианского стекла, пара светло-лиловых лайковых перчаток, роскошно напечатанная и перевязанная шелковой нитью программа спектакля «Травиата» в постановке театра Ла Фениче, собрание сочинений Шекспира в красном кожаном переплете с выцветшими золотыми буквами, венецианская кожаная шкатулка с орденами графа. Тридцать лет жизни женщины...
Один раз где-то хлопнула дверь. Один раз Фернанда что-то выкрикнула, обращаясь наверх, к хозяйке, но, если та и ответила, что именно — слышно не было.
Внезапно Лавиния почувствовала, что задыхается. Она откинула ставень, и в лицо ей ударил горячий солнечный свет. Внизу хлюпала вода, оставляя липкие зеленые следы на древней стене. Черные носы проплывавших мимо гондол то ныряли вниз, то поднимались вверх; какой-то гондольер что-то громко выкрикивал. Его голос, постепенно замирая, долго звучал над водой.
Она мысленно представила себе, как когда-то сюда приезжали на званые вечера гости, дамы изящно приподнимали юбки, чтобы взойти по скользким ступеням, над парадным входом ярко сверкали фонари, а из уставленного зеркалами, до блеска начищенного зала доносились звуки скрипок.
Теперь в зеркалах было пусто или почти пусто — ибо им нечего было отражать, кроме покрытой чехлами мебели да сундуков, очень напоминавших собой гробы. Неужели весь дом так же мрачен, как эта комната? Лавинии вдруг захотелось осмотреть старинное помещение.