Винтервуд
Шрифт:
— Я не умираю. У меня просто был приступ. — Она замолчала и перевела дух. — Этот... противный ребенок... каким-то образом достал флакончик с моим лекарством. — Она двинула рукой, показав зажатую в пальцах бутылочку, половина содержимого которой пролилась на простыни. — Я воспользовалась ложечкой. — Она продолжала лежать тихо, сосредоточив внимание на том, чтобы правильно дышать.
— Она что — умерла? — прошептала Флора.
— Нет, не умерла. Я думаю, ты, возможно, даже спасла ей жизнь. Как ты слезла со своей полки?
—
— Да, останусь. — Лавиния подняла Флору, снова уложила ее на полку и укрыла одеялами.
— О, это прекрасно! Какой отвратительный пароход! Меня рвало. Элиза вам рассказывала?
— Да. Надеюсь, сейчас тебе лучше?
Девочку била сильнейшая дрожь, личико осунулось, веснушки, появившиеся на нем под лучами горячего солнца, казались на ее бледной коже совсем темными.
— А Тедди рвало? — спросила она.
— Пока еще нет. Я накрою тебя еще одним одеялом. Тебе холодно.
— Спасибо, мисс Херст. Не уходите, ладно?
— Я же сказала тебе, что не уйду. — Лавиния повернулась к тетушке Тэймсон, лицо которой уже не выглядело таким измученным: — Вам теперь лучше, контесса? Вы не желаете, чтобы я пригласила корабельного врача?
— Конечно нет. Я знаю — а теперь и Флора знает, — что надо делать, если у меня опять случится приступ.
Флора так и взвилась
— Это вовсе не означает, что вы стали мне больше нравиться, бабушка Тэймсон. Я просто не люблю, чтобы люди умирали.
— А я не люблю, чтобы люди не могли передвигаться. Вздор все это. У тебя пара совершенно нормальных ног. Я их видела. Тонковаты немного. Им требуется всего лишь массаж. Я уверена, что мисс Херст проследит за тем, чтобы тебе его делали.
— И они станут от этого менее тонкими?
— Конечно,
— Хотела бы я, чтобы мне — вот как вам — достаточно было выпить какого-нибудь лекарства из бутылочки, чтобы я сразу же поправилась.
— Это легкий способ, он годится только для стариков. Молодым надо бороться. А теперь перестань болтать как попугай и дай мне поспать.
Флора послушно легла и натянула одеяла до самого подбородка.
— Как странно, я сейчас не ощущаю морской болезни, — пробормотала она. Чуть позже она тихонько прошептала: — Я все еще ненавижу эту старую даму. Но, пожалуй, уже не так отчаянно. Надеюсь, Эдварда тошнит.
После этого веки ее сомкнулись, и она уснула. Леди Тэймсон тоже спала, или так, во всяком случае, казалось. Бриллианты поблескивали на ее груди. Лавиния сидела на табурете в раскачивающейся каюте, думая о неизбежности, с какой люди оказываются вовлеченными в происходящие события. Никому не удалось от этого уйти — ни ей, ни Флоре, ни леди Тэймсон, ни Шарлотте, как-то связанной с этим странным Джонатоном Питом. А Дэниел? Вероятно, и его все это затронуло, потому что он был не из тех людей, которых происходящее
Глава седьмая
И вот наконец-то Винтервуд.
Они добрались до него в сумерках.
В Дувре их встретила карета. Стояла ранняя осень. Они проезжали через маленькие деревушки, по улицам, обсаженным дубами и буками, свисающие ветви которых цеплялись за верх экипажа.
На одном из поворотов дороги Дэниел внезапно велел кучеру остановиться.
— Что случилось? — спросила Шарлотта.
— Я хочу, чтобы мисс Херст в первый раз увидела дом с этого места. Отсюда он предстает в особенно выгодном свете. Пожалуйста, выйдите из экипажа, мисс Херст.
Шарлотта в полутьме нахмурилась:
— Что ты, в самом деле, Дэниел! Мисс Херст может прийти сюда в другой раз. Мы все слишком устали, чтобы любоваться пейзажами.
Дэниел протянул руку Лавинии, которой не оставалось ничего иного, как повиноваться. Она стояла в холодных ветреных сумерках и смотрела через поля на силуэт большого дома, казавшегося при этом освещении суровым и грозным, — громадина, смахивавшая чуть ли не на тюрьму.
За клочковатым облаком проплывала пока еще не яркая луна. Ее бледность на фоне бесцветного неба делала всю картину невыразимо грустной.
Лавиния невольно ощутила легкую дрожь. После теплой Италии ветер казался ледяным. Исходя из самого названия, она воображала Винтервуд — «Зимний лес» — окруженным лесами и рощами и никак не ожидала увидеть его стоящим так обнаженно и сурово на гребне невысокого холма. Правда, кое-какие деревья вокруг были — раскидистые дубы и вязы, листву которых трепал ветер, а возле самого дома виднелись темные квадратные кроны — видимо, подстриженные тисовые деревья, тянувшиеся вдоль террасы. Но в общем впечатление было мрачное.
Дэниел старался перекричать ветер:
— Я собираюсь пристроить новое крыло с правой стороны. В результате внутри получится закрытый со всех сторон двор. До нас долетает ветер с Ла-Манша. В ясный день можно видеть весь берег до Гудвин Сэндс и слышать шум моря. Я намерен совершить еще одну поездку в Италию и привезти кое-какие статуи для внутреннего двора... Что бы вы сказали?
Она хотела спросить, где расположен сад. Она думала увидеть очаровательный ухоженный сад, а не это уныние, овеваемое холодным ветром и запахом моря.
— Здесь очень здоровый климат, — сказал Дэниел. — Никаких испарений и туманов, столь характерных для низменностей.
— Дэниел! Долго ты еще намерен заставлять нас ждать? — послышался раздраженный голос Шарлотты.
— Мисс Херст, вы видите мою комнату? — крикнула Флора, высунувшись из окна кареты. — Она вон там, на первом этаже, в самом конце. Я вижу, Фиби зажгла лампы. Комната Эдварда на втором этаже, рядом с детской. Он ведь еще совсем ребенок.
Эдвард пронзительным голосом запротестовал: