Виражи Судьбы
Шрифт:
Я была его светлой стороной, его созданием.
Похоже, он мною замаливал грехи…
В его доме я столкнулась со знаменитым Александром Стормом — тоже в каком-то смысле открытием Мэтра. Знакомство было веселым и нелепым: похмельный Алекс принял меня за уборщицу, а я не стала разубеждать, потому что не готова была выдавать секреты своего благодетеля.
Ведь и сама была одним из этих секретов.
Тогда мне удалось выкрутиться, но впечатление было сильным — через пару дней я написала об этом маленький стебный рассказик и дала почитать боссу.
Он читал, утирался
Так, с его легкой руки, я стала ваять статьи и всякие истории — фантастические и не очень. Ал даже придумал мне псевдоним, ставший моим официальным именем и фамилией, после того как Мэтр ухитрился сделать мне канадское гражданство.
Так, из москвички Марины Краузе я превратилась в Мари Керуаз из Квебека, и получила строгий наказ забыть о своем прошлом.
Я пообещала, но только после Коачелла, где хотела попрощаться с тем миром, в который закрывала дверь. Попрощалась я так, что меня потом прорвало — стала печь кинороманы, как пирожки.
Присылаемые NYFA ** методички и видео я изучала со скоростью звука, и правда начала писать так, словно сорвалась с цепи… Но, справедливости ради, надо признаться, что ваяла я именно рассказы и навеллы, а не сценарии. Но я училась! И с помощью Майкла уже могла сделать раскадровку для питчинга, как на профессиональном жаргоне киношников называлась презентация проекта.
Поэтому, я считала, что в долгу не только перед Аланом, но и перед братом, и, особенно, перед «викингом», утопившем на Коачелла мою горькую ведьму Нэт Хэлл…
Но, горечь-то он утопил, а Бельтайн в моем сердце остался.
Видимо, он и стал моей Музой, лишающей сна и превращающей ночами в безумного графомана, терзающего клавиатуру. Но это был уже мой персональный секрет. Даже от самой себя.
Алан же, как Мидас, монетизировал все таланты и хобби своих подопечных — даже безумные. И, пообещав помощь в продвижении моих неформатных литературных штучек (а к тому моменту я «родила» их уже с пяток), он попросил о взаимной услуге.
Еще в самом начале нашего знакомства, увидев меня и мои фото, сделанные еще в Москве никому не известным Мишей Коэном, Блэйк предложил мне протекцию в кино- или модельном бизнесе, от чего я категорически отказалась.
Приняв мой отказ за кокетство, мысли своей он не оставил и, заморочив мне голову, провел со мной две фотосессии.
Результаты первой Майкл использовал на своей выставке в Нью-Йорке, моментально став востребованным фотографом, а вторую босс придержал для более важного случая — для наживки.
И к тому моменту как забросил блесну, он уже отлично знал, что я хочу и могу создавать образы как автор, а не воплощать их, как модель или актриса. Но сущность Карабаса-Барабаса не давала ему покоя, и всеми правдами и неправдами он манипулировал моими слабостями.
Движущей силой карьеры Блэйк считал тщеславие, и не мог смириться с тем, что мое находилось в противозачаточном состоянии. Мэтр пытался оживить его разными способами, но после ущелья Агмаз мне все было по барабану. Я жила как считала нужным, лишь приспосабливаясь к реальности, и все больше уходя вглубь своих желаний. Когда в этом ему не помог даже мой звездный любовник, Мэтр решился на отчаянный шаг — начал учить меня профессиональным приемам работы в киноиндустрии.
Сначала это были просто беседы, забавные истории, вопросы, похожие на игру, потом — на самом деле игра. «Почитай мне, а то эпизод не вырисовывается», — ворчливо просил босс, и я бросала свое занятие и читала в скрипте роль за партнера, входя во вкус и внося правки. Мне это было интересно, и Алан, как заправский Мефистофель только ухмылялся и сверкал глазом.
Но самое главное, у Мэтра я научилась быстро, в первые три-семь минут «продавать себя» абсолютно незнакомому человеку. «Что бы ты ни предлагала — свою книгу, сценарий или чашку кофе — в первую очередь ты предлагаешь себя. То впечатление, которое производишь, настроение внутри тебя, те фантазии, которые вызывает твой образ у собеседника. Это главный секрет. Владея им, ты можешь делать с миром, что угодно», — частенько повторял Алан.
И я усвоила его урок, и делала это так, что мои собеседники-оппоненты давали мне много больше, чем планировали. И я беззастенчиво этим пользовалась, развивая свой маленький бизнес, проходя тестирование в Академии, да и просто — общаясь с людьми.
Но все же я хотела получить представление о профессии, а также услышать профессиональную оценку своих работ, не только из уст босса, который, как мне казалось, стал использовать меня в качестве «литературного негра». Некоторое время назад от Майкла я узнала, что Мэтр хвастался новым сценарием с сюжетом, как две капли воды похожим на мой «Рай на пороховой бочке», а мне — ни гу-гу.
Поэтому слушая вопли моего багровеющего гуру, я поняла, что все сделала правильно. Даже, несмотря на то, что сейчас, похоже, мне придется купировать его гипертонический криз. Быстренько вспомнив, где находится все необходимое для первой помощи, я мягко ответила:
— Что в этом плохого, Ал? Я тебя не понимаю….
— Чего ты не понимаешь?! Что плюешь на меня как на профессионала?! — вопил он.
— Да, господь с тобой, — по-русски откликнулась я и открестилась.
Алан оторопел: раньше я такого не делала.
— Хочешь уехать, Мари? — как-то потерянно спросил он.
Мне стало стыдно.
Я подошла к своему благодетелю и обняла, положив голову ему на плечо.
— Ал, ну я же большая девочка… И не могу вечно сидеть на твоей шее. И жить в твоем доме. Однажды ты сказал, что жизнь не джем-сейшн и не сет, где можно импровизировать, не думая ни о чем. Ты сказал, что в этой стране талант должен приносить деньги — иначе…
— …иначе это не талант, а дерьмо собачье, и место ему в сточной канаве, — закончил Блэйк, чмокая меня в макушку. — Да, именно этот принцип я внушаю всем своим протеже. Но вспомнила его вслух только ты…