Вирус
Шрифт:
— Нет! Так быть не должно! Добрый Трофим не такой уж и старый! — воскликнул Дмитрий, вскакивая с постели.
Связь с больным организмом пропала, как только он открыл глаза.
«Не суетись! Ты же все видел: нужно только срастить порвавшийся кровеносный сосуд», — ощущение чужой мысли ворвалось в мозг, теплым ветерком прогулялось по черепной коробке и тихо исчезло. Дмитрий вздрогнул: Тромб обычно появлялся шумно, как слон в посудной лавке, с гулом надвигающегося урагана, с треском ломающихся на ветру деревьев. Не всегда, но в большинстве случаев. Вот только никого, кроме бойца в голове, быть не могло.
Дмитрий заметался по комнате, представляя себя стучащим в дедушкину дверь, которую уже некому открывать, понял, что не успевает.
«А ведь оно было в моих руках», — вздохнул он, вспоминая биение теплого сердца, упал на кровать. Закрывая глаза, расслабился. Сердце барабанило, выбивая четкий ритм, но это был его собственный «мотор». И он сильно мешал. Услышать сквозь гул крови в висках ничего не удавалось. Пытаясь утихомирить разволновавшийся организм, он резко выдохнул — и остановил сердцебиение. Желая избавиться от шума, просто представил, что выключает звук. Гулкие удары прекратились, но это испугало его меньше, чем тишина в квартире одинокого пенсионера.
— Бум! — ухнула многотонная баба вдалеке, в последний раз забивая сваю до проектной глубины.
Сломанный насос — уже не насос. Так, кучка запчастей. Остановившееся сердце — сгусток крови и сплетение остывающих бесполезных мышц. Вот он, злополучный сосуд — серый, почти безжизненный. Дмитрий, вытянув светящиеся руки перед собой, прикоснулся к месту разрыва сосуда и сварил рваные края. «С ума сойти!» — удивился он, разглядывая узкий, едва заметный шов.
Соседская кошка лениво зевнула. Громко замурлыкала. Сердце старого добряка вздрогнуло. Еще раз. Забилось неровно и как-то нерешительно.
Взглянув на изношенный организм старичка, Дмитрий понял, насколько тот хрупок. Темные, больные органы зияли рваными дырами, из которых высовывались чернильные щупальца. Жуткие спруты высасывали энергию из светящихся всеми цветами радуги здоровых областей. «Чертов вирус!» — теперь он знал, о чем говорил боец. Прицеливаясь в ближайшего монстра, он полоснул его разрядом, сорвавшимся с кончиков пальцев. Тот втянул черные плети, но продолжал, хоть и не так быстро, пожирать живую плоть.
Вспышка! Соседняя клякса сжалась от очередного удара. Отпрянула и следующая, как будто удар пришелся на нее. Видимо, все они составляли единое (хоть и разделенное на несколько частей) целое.
Дмитрий потянулся к исчезающим в темноте чернильным отросткам, но в этот момент между дымившимися краями, словно в лейденской банке, проскочила искра. Черный разряд вонзился в руки. Обжигая пальцы ледяным холодом, резкая боль парализовала кисти; метнулась к локтям, выворачивая сухожилия; захлестнула мозг жутким, животным страхом. Засыхающая кожа на ладонях, трескаясь, осыпалась черными струпьями, открывая распухшую, кроваво-красную плоть.
— Цербер, назад! — зазвенел в голове голос Тромба, разбиваясь на тысячи осколков.
Дмитрий, крякнув от боли, распахнул глаза. Некоторое время он удивленно рассматривал невредимые ладони, осторожно касался кончиков пальцев, словно ждал чего-то. Но ничего не происходило, и он спрыгнул с кровати. Хлопнул в ладоши и энергично затряс кистями.
— Бред какой-то!
Лежащий на диване Анатолий громко и длинно зевнул:
— Бред — вставать в такую рань, а будить других — это свинство!
Он потянулся и, ощущая на себе взгляд Дмитрия, вскочил на ноги и бодро метнулся в сторону кухни. Во взгляде ни капли усталости, ни тени раздражения, хотя спал не больше трех часов.
— Позвони матери! Спроси, как устроилась, — напомнил он, закрывая двери ванной. — Я вчера не стал ждать, пока она разместится. Сдал на руки администратору — и назад. Ты уж прости, но дорога — дрянь.
Маргариту Петровну молодые люди еще вечером уговорили уехать в санаторий. Санаторий, как сказал Анатолий, ведомственный — там она будет в безопасности. «Это то, что сейчас нужно», — успокоил себя Дмитрий, облегченно вздохнув, когда мать с нескрываемой радостью собрала вещи и, чмокнув сына в щеку, в сопровождении телохранителя исчезла за дверью.
«Зона опасности расширяется, захватывая все большее количество людей, и пусть хотя бы мама будет подальше, — подумал Дмитрий, хватая с плиты вопящий антикварный чайник. — Кто, интересно, придумал установить на носик металлического монстра противный свисток?»
Подойдя к окну, он посмотрел на дремлющую улицу. За ночь выпал снег, слегка припорошив грязный асфальт. Дворник-азербайджанец, энергично вгрызаясь в белоснежную пудру, бодро орудовал метлой, как гребец-разрядник веслом. Выплывая из-за угла, он быстро продвинулся к подъезду, оставляя за собой широкую темную полосу неприлично оголенного асфальта. Сдирая белоснежную легкую шубку, спешащий садист оголил безобразное, грязное тело старого города. Подъездная дверь громко хлопнула, и маленький азиат вдруг замер как вкопанный. Из дома выбежал пожилой мужчина и, помахав служителю метлы рукой, быстро исчез за углом.
— Трафимаа! — закричал удивленный дворник. — Ты савсем с ума сашла! Вчера памирал, да? Завтра спартсмена стала? — смуглое лицо сморщилось, и он беззлобно сплюнул.
Не успел плевок долететь до земли, как подпрыгнула метла, и живой механизм двинулся дальше.
Дмитрий подхватил обжигающую кружку и, попивая терпкий напиток, вышел на балкон. Легкий мороз приятно освежал горячее ото сна тело, поблескивающий в воздухе снег таял на оголенной коже. Погода — благодать. Под рукой вдруг что-то зашипело, и тонкая струйка воды затекла в рукав. Он с удивлением уставился на парящую ладонь, быстро погружающуюся в ледяные наросты на железных перилах. Не задумываясь, отставил чашку с чаем как можно дальше от руки и стал наблюдать за расширением тающих полос. Снежные бугорки со стороны его руки таяли гораздо быстрее, чем под горячей кружкой. Несложный расчет — и в голове возник пугающий результат: температура его тела в несколько раз выше температуры кипятка в кружке.
— О боже, Трооомб! — взревел Дмитрий, впиваясь пальцами в железную полосу, ставшую неожиданно мягкой и податливой. — Я схожу с ума!
Продолжая беззвучно взывать к бойцу, он уставился на скомканную гармошку металлических перил.
В голове раздался длинный гудок, и после громкого щелчка послышался спокойный ироничный голос:
— Тромб слушает.
— Тренируешь чувство юмора, умник? — прошипел Дмитрий.
— Чувство юмора — не мышца, тренировать невозможно, — буркнул Тромб, не замечая раздражения Потемкина.