Висельник и Колесница
Шрифт:
В мутных глазах Прозектора мелькнула искра понимания.
– Сами пришли! – пророкотал он радостно. – Ехидны мои дорогие, сами пришли!
Чудовище сделало шаг к компаньонам, но из жилы под коленом вдруг вылупился ржавый наконечник одного из пыточных инструментов – Франсуа Белье не простил наставнику плёточных ударов. Прозектор зарычал, грохнул ладонью в место, где только что стоял ученик, но тот выказал невиданное проворство – удар не попал в цель, а пришёлся по гробоподобному приспособлению. Простой Батист не успел убрать ладонь – на неё упал пресс и в хруст костей ввинтился скрип рычага «божественной машинки». Франсуа отскочил в сторону и захохотал.
– Я шёл в Орден ради свободы, за которую заплатил всем, что имел в жизни. Но вместо свободы нашёл только тебя, Батист!
Даже не пытаясь вынуть руку из ловушки, Отто Шнорр повёл могучими плечами и со скрежетом сорвал «божественную машинку» с креплений. Волоча её по полу за собой, свободной рукой он выхватил из очага здоровенную кочергу с раскалённым концом и двинулся на Фёдора с Максимом.
– Ваша праща, Давид! – сказал Крыжановский за спиной графа.
– Благодарю! – отозвался Американец, принимая тяжёлый Ле-Паж.
Грянул выстрел, пол икнул облаком пыли и из свалившейся туши вырвались звуки еще более мерзкие, чем ранее услышанный рев. Расколотый череп растерял все мозги, а желудок, следуя этому примеру, поспешил избавиться от ужина: не замечающий утрат Прозектор сучил ногами и, казалось, пытался подняться.
– Отрезать ему голову? – ровно спросил Толстой. – А то ещё вздумает ожить?
Ни слова не говоря, Максим Крыжановский подошёл к заискивающе улыбающемуся Франсуа и впечатал кулак ему в челюсть.
Последний из братьев Белье закатил глаза и грохнулся рядом с учителем.
– Полноценного эзотерика из него не вышло, пусть живёт, – лизнув разбитую костяшку на пальце, пояснил Максим, – но и оставлять такую сволочь безнаказанной – выше всяких сил.
Глава 10
Разрушение Башни
13 (24) ноября 1812 г.
Красный замок близ города Мир Гродненской губернии.
Келья мосье Александра встретила тревожной пустотой – оставленные здесь члены отряда исчезли. Только верхняя одежда Максима и Фёдора лежала на узкой койке. Одевшись и коротко посовещавшись, компаньоны решили вдвоём преследовать Радзивилла, благо, в пыточной удалось разжиться фонарём и связкой факелов.
– Эх, как не хватает всезнающего Ленуара. Без него, того и гляди, попадёшь в ловушку, – досадовал Толстой, медленно продвигаясь по коридору, ведущему на нижние ярусы. Он пробовал ногой каждую подозрительную плиту прежде, чем наступить на неё.
Пол круто уходил вниз, пахло могилой. Дважды попадались боковые ходы, но никаких следов человека.
– Допускаю, что уланы с эзотериками следовали другим коридором – из тех, что мы видели перед визитом к Бомбасту, поэтому их следы и не попадаются. Но наши-то люди куда подевались? – недоумевал Крыжановский. – Почему не озаботились оставить какой-никакой ориентир? Видно, из кельи срочная нужда погнала, не иначе!
Внезапно стены раздались в стороны, образуя небольшое помещение с низким потолком, из которого во все стороны вели ходы. Кругом виднелись следы побоища: полтора десятка трупов, кровь на полу и стенах – без сомнений, именно здесь эзотерики настигли улан.
– Вот, б…ь! – выругался Максим, поднимая с пола шапку, ранее украшавшую голову Курволяйнена.
– Чем тебе не ориентир, Максимус? – без выражения констатировал Толстой. – Причин для тревоги не вижу: среди мертвецов наших нет, зато врагов – изрядно поубавилось. Пожалуй, Елена цыганская похлеще Елены Троянской – посмотри, какая из-за неё война разгорелась. Ежели так пойдёт дальше – нам с тобой дел не останется, разве что друг другу глотки резать.
Максим его не слушал, изучая следы побоища. Военный опыт позволял воссоздать картину происшедшего с полной отчётливостью:
Радзивилл оставил часть солдат для отражения атаки преследователей. Уланы встали стеной, но из-за малочисленности их смяли: многих, если не всех, положили. Неожиданно сзади на эзотериков напали Леонтий с Ильёй, о чём свидетельствовали два трупа с плоскими дырами в спинах, каковые оставляет кортик, примкнутый к егерскому штуцеру. Завязался новый бой, но люди Ордена оттеснили финляндцев в боковой проход.
– За мной! – крикнул Максим, бросаясь в этот проход.
На одной стороне коридора многолетняя копоть от факелов была стерта, будто кто-то, пятясь, задевал плечом стену. Брызги крови, рисунок которых живо напомнил созвездие Большой Медведицы, испачкали противоположную стену – значит, ранен не отступающий, а тот, кто атаковал. О, так вон он лежит, в алой рясе – мертвее мёртвого. У поворота – выщерблины на стенах: пара пуль не вкусив человечины, сдохла с голоду, но большинство насытилось всласть: на полу – пятеро застреленных эзотериков.
Наступив на руку одного из убитых, Максим потерял равновесие, чуть не упал, и снова громко выматерился. Тотчас снизу донеслось радостное Ильюшкино:
– Чу, слыхали, кажись ихвысбродие жалують!
Вся четверка оказалась живёхонька и находилась в обширном зале, куда вело с десяток ступеней. К появлению полкового начальника Коренной построил денщика, старика и мальчика по ранжиру, скомандовал «смирно», а сам строевым шагом вышел вперёд и отрапортовал по всей форме:
– Вашвысбродь, осмелюсь доложить! Сидели тихо в келье при потушенных свечках, когда слышим – будто воюеть кто: крики, звон оружия, туды-сюды… Мы и подумали – никак это вы с их сиятельством противу анчихристова войска держитесь. Как было не поспешить на выручку? Обознались, однако – то супостат по своей природной злобе взялся резать друг дружку. А когда мы сзади ударили, он на нас повернул. В смысле, уланы убёгли – им до наших особ не оказалось дела, а попы анчихристовы попёрли, аки бешены собаки. Ну, я и встал в проходе насмерть. А куды деваться? Вообразил, что правая стена – это верный товарищ Поликарп Белуха, слева же представил Матвейку-Молотильню, може, вы его даже вспомните – это тот, что бит шомполами за воровство денег… Так я и сражался, держа равнение в шеренге и отходя помаленьку – ежели Поликарп не побежит, то и Леонтию не с руки, а коль я стою – Молотильня никуды не денется. Илья тоже не сплоховал – как начал палить, так от этих красных попов – пух и перья.
– Я токмо из пистолей стрелял, вашсиятельство, – отозвался Курволяйнен, – из карабина не осмелился, уж больно он лют! А потом всё по-новой зарядил, так что вы уж не серчайте, коль что не так…
– Молодцы, солдатушки! – похвалил полковник, у которого отлегло от сердца. – Но что же неприятель?
– Всех до одного положили! – скромно отозвался Коренной. – Шестерых в проходе, а ещё трое – там дальше… Оне, как нашего дедку узрели, враз воевать расхотели: ещё бы, чай, выходец с того света! Ну, Илья их как куропаток – щёлк, щёлк.