Вишня и никотин
Шрифт:
Одной.
Бреду, нехотя передвигая ногами. Смотрю на асфальт, оттягивая ремни рюкзака большими пальцами.
Есть люди, с которыми я провожу время: спортивный клуб, состязания, игры, танцы, школа. Но на этом наше общение ограничивается. Странно, что именно сейчас я думаю об этом, хотя раньше пыталась не давать повода для волнения.
“Кого ты можешь назвать своими друзьями?” - один простой вопрос, а голова уже идет кругом, ведь понятия не имею, что ответить. Как-то мама спросила меня об этом за столом. Тогда я соврала, назвав
Сворачиваю, выходя на нашу улицу. По разным сторонам дома. Людей не часто встретишь на улице. Обычно это старики. Такое чувство, словно никто вовсе и не живет в этом поселке. А может, это даже к лучшему.
Подхожу к дому. Взгляд цепляет силуэт. Поднимаю глаза, замедляя шаг, когда мужчина в бледной форме улыбнулся, останавливаясь у моей калитки. Недоверчиво щурюсь, ведь он ждет меня, что-то держа в руках:
– Добрый день, юная леди.
– Вечер добрый, - исправляю, тормозя. Хлопаю глазами, опуская их, чтобы рассмотреть то, что у него в руках. Мужчина проследил за моим взглядом, вскинув голову:
– Пицца.
Подняла брови. Кто из наших заказал пиццу? Мы ведь даже не ужинаем сегодня, ибо на банкете можно неплохо поесть.
– Сомневаюсь, что это наше, - замечаю, выдавливая улыбку, и делаю шаг, как бы намекая, что мне нужно пройти, а мужчина мешает. Но он не двигается, продолжая улыбаться мне. Грубить незнакомым людям нельзя, но:
– Вы не могли бы…
– Да неужели!
– звонкий голос Зои, показавшейся на пороге, ударил в голову. Я перевела на неё взгляд, в то время как мужчина продолжил смотреть на меня и обратил внимание на сестру только тогда, когда она протянула ему деньги.
Протиснулась между ними, хмурясь:
– Ты ее заказала?
– Ага, - Зои улыбается мужчине, взяв упаковки.
– Мама разрешила мне остаться, а поскольку до тебя дозвониться не получилось, они уехали.
Я моргаю, чувствуя облегчение:
– Жаль, - тяну, видя, что Зои понимает меня, кивая с улыбкой, и закусывает губу:
– Идем в дом, - торопит.
Я спешу за ней, интересуясь:
– Надеюсь, Дилана тоже нет дома?
Девушка смеется, кивая:
– Да, но он вообще весь день где-то пропадает.
Входим в коридор. Закрываю за собой дверь, понимая, что этот день становится куда лучше. Теперь могу провести вечер наедине с собой, и заняться тем, чем хочу.
Одна.
Снимаю рюкзак, взглянув в сторону кухни.
Спокойствие, умиротворение, легкая радость. Все это в один миг оседает в груди. Неприятная, жгучая боль внизу живота овладела сознанием, когда Томи повернулся к Зои, мельком взглянув на меня.
Приторная улыбка.
Отворачиваюсь, не замечая, с какой скоростью несусь вверх по лестнице. Быстрее, от них, от него. От этой улыбки. Недоброй, от которой по коже бегут мурашки,
Уж лучше на этом чертовом вечере, чем здесь. С ними.
Захожу в комнату, закрывая дверь на замок. Бросаю рюкзак куда-то в сторону, поставив руки на талию. Надо подумать. Чего я переживаю так? Что заставляет меня чувствовать себя неуютно?
Чего я боюсь?
Кого?
Тру горячие щеки, качая головой. Дура. И чего панику устроила? И раньше мне приходилось оставаться дома вместе с Зои и её ухажёром.
Хочется смеяться над собой.
Господи, уже сама смеюсь над собой. Это так глупо.
Хватаю со стола тетрадь и карандаш, прыгаю на кровать, чтобы отвлечься. Гитара лежит на подушке. Ползу к ней, занимая удобное сидячее положение, и открываю нужную страницу, чтобы продолжить писать. Подношу карандаш к бумаге, замявшись. Взгляд скользит к телефону, который лежал на тумбочке возле кровати. Вот, где я его забыла. Кусаю губу, понимая, что я не должна этого делать, но…
Беру телефон, проводя пальцем по экрану, чтобы разблокировать. Листаю номера, останавливаясь на том, что записан, как “Несносный мальчишка”, и тяжко вздыхаю, набирая в легкие больше воздуха. Касаюсь пальцем экрана.
Вызов. Идет набор.
Откашливаюсь, но когда до ушей доносятся гудки, уверенность покидает сознание. Подношу телефон к уху, часто моргая.
Он прикончит меня. Я чувствую это, даже находясь далеко от него.
Гудки прекратились. Он снял трубку, но я не успеваю что-либо сказать, так как Дилан перебивает:
– Я премного извиняюсь, но какого хера?
Чуть ли не глотаю собственный язык. И чего я боюсь его? Он ведь не здесь, не в этой комнате.
Но все равно заикаюсь:
– Извини, я просто хотела узнать, когда ты вернешься домой?
Господи, я могу поклясться, что в данный момент он презрительно щурит глаза, скользнув кончиком языка по нижней губе. Он всегда так делает, когда его что-то раздражает или злит.
– С какого хера я должен отсчитываться перед тобой?
– его вопрос ставит меня в тупик, ведь он действительно не должен. Ничего.
– Я просто спрашиваю… - не контролирую свой голос, поэтому тот становится тише. Тереблю пальцами простынь, виновато смотря куда-то вниз.
– Я уже сказал твоим родителям, что никуда не поеду, так что передай им…
– Да нет же, - перебиваю.
– Они уже без нас уехали.
Бросает смешок в ответ:
– Тогда, чего тебе надо от меня?
Прижимаю колени к груди, почесав щеку:
– Просто, интересуюсь, когда ты придешь?
Молчит. И я понимаю, почему.
Потому что это странно. Черт, ну вот почему я не умею останавливать себя прежде, чем что-то сделать? Тру лоб, закусывая губу, когда молчание затягивается. На секунду убираю телефон от уха, взглянув на экран, чтобы убедиться, что Дилан не сбросил.