Вишня и никотин
Шрифт:
– О-у, - тянет. Его улыбка только шире. Его это забавляет. Ему это нравится.
– Ты такая, - хмурится.
– С характером, Черри, - видимо, его нетрезвый разум с трудом подбирает слова.
Вновь опускает голову, касаясь губами ключиц. Я шмыгаю носом. Давление в голове вызывает боль, мешая разумно мыслить. Все, что я могу, - это пытаться оттолкнуть его от себя. Корчусь, когда оттягивает кожу зубами, рыча, словно дикий зверь.
Хочу смахнуть слезы с глаз, прекратить эти жалкие рыдания, но мое сознание против меня. Все тело слабнет,
Зажатая в ванной, в собственном доме. В доме, в котором я не чувствую себя защищенной. Теперь.
Томи с выдохом выпрямляется, грубо вонзив пальцы в подбородок. Поворачивает мою голову, заставляя взглянуть на него. Я роняю вздохи, смешанные с гребаным, беспомощным хныканьем.
Мне так стыдно. За себя. За эту чертову слабость.
Томи с диким желанием в глазах опускает лицо, и мне кажется, что я умерла. Как только его губы коснулись моих. Как только я почувствовала эту влажность, как только этот отвратительный вкус коснулся языка. Склизкий и влажный, до ужаса неправильный поцелуй. Кусает. Оттягивает. Рвет мои губы.
Я умерла.
Корчусь. Пихаю, толкаю, давлюсь, кашляю, пока его язык нагло врывается в рот, обследуя все внутри. Вновь и вновь.
Сжимаю зубы, кусая его язык, но парень лишь издает рык, жестко давя пальцам на подбородок. Мычу ему в рот, крича в подсознание. Вопя внутри так громко, что голова готова взорваться.
Томи резко отпрянул, оставив меня. От такого резкого действия я еле держусь на ногах, хватаясь за бортик ванной.
Голос.
Хрипло дышу, открывая рот.
Я задыхаюсь.
Опускаюсь на колени, скользя ногтями по белой поверхности ванной.
Голос.
Голос Зои.
Стук в дверь.
Я сжимаю веки, пытаясь усмирить головную боль, которая образует давление в глазах. Томи смотрит на дверь, покачиваясь.
– Томи, тебе нехорошо?
– ее голос звучит звонко, что говорит о её нетрезвости.
– Я проснулась, а тебя нет, - смеется.
Томи облизывает губы, переступая с ноги на ногу. Опускает глаза на меня, после чего отвечает:
– Я уже выхожу. Возвращайся в комнату.
Я трясусь, прижимая колени к груди. Уставилась в одну точку. Куда-то вниз. В пол. От дрожи голова трясется. Хватаюсь за края ванной, будто это единственное, что способно удержать меня в этом мире.
Ибо я чувствую, как умираю.
Прямо сейчас. Дайте мне умереть.
Томи опускается на корточки напротив меня. Я не могу заставить себя моргнуть, но когда он убирает локоны растрепавшихся волос за ухо, глаза отекают, вновь наполняясь слезами, которые тут же вырываются.
– Это было хорошо, - парень вытирает скатившуюся по щеке слезу, улыбаясь. Так же сладко и приторно. Встает, направляясь к двери, и спокойно выходит, хлопая дверью. Непринужденно, холодно, словно это - нечто нормальное. Словно все парни зажимают девушек в ванной. Словно все они оставляют на них следы.
Словно это нормально. Обыденно. Для взрослых.
Мои
Уходить.
Руки трясутся, когда я тяну их наверх, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы подняться. Ноги предательски подкашиваются, когда держусь за край ванной, передвигаясь. Хватаюсь за раковину, поднимая глаза на свое отражение.
Нет. Это не ужас.
Это только отвращение. Неприятие самой себя.
Мои губы ярко-красные, искусанные, влажные. Красные глаза по-прежнему мокрые. Шея покрыта багровыми отметинами. На подбородке четко выделяются отпечатки от пальцев.
Мои руки дрожат, а с губ срывается писк, когда я касаюсь пальцами своих ключиц. Меня трясет так, что голова опрокидывается.
Бежать. Просто бежать, Чарли.
Распахиваю дверь. Смотрю в темноту. Щупаю выключатель, и, после щелчка, все вокруг погружается во мрак. Иду вдоль стены, опираясь на неё ладонями.
Замираю, когда руки касаются деревянной поверхности.
Дверь. Не моя.
Мнусь, когда пытаюсь сжать ладонь в кулак, но все равно хлопаю. Кусаю губы, чтобы не вырвался всхлип. Слышу недовольное ворчание за дверью, а когда та раскрывается, отскакиваю на несколько шагов назад.
В проеме показалась высокая фигура Дилана. Парень сонно шмыгает носом, потирая глаза. Я не вижу его лица. Слишком темно.
Зато он видит меня.
– Ты, блять, издеваешься? Можешь донимать меня, когда угодно, но сон мой не тревожь, блять!
– его хриплый голос звучит громко, поэтому я вздрагиваю, понимая, что от страха в глотке вновь образовался ком.
– Что тебе надо?
– холодный. Злой. Раздраженный.
А я молчу, не могу выдавить из себя даже обыкновенного звука. Чем дольше продолжается молчание, тем тяжелее становится дыхание Дилана.
Он убьет меня. Прямо сейчас.
Что я делаю? Зачем пришла к нему?
Дилан все еще смотрит на меня:
– Ты ахуела?
Грубость. От нее по спине прошел холодок.
– Ты будишь меня, стоишь и молчишь, - знаю, что он щурит глаза.
– Совсем мозгов нет?
Сжимаю губы, потирая дрожащие пальцы. Мое тело трясется, но Дилан вряд ли заметит это. Он делает угрожающий шаг в мою сторону, заставляя меня отойти к стене. Парень что-то ворчит, возвращаясь в комнату. Я поднимаю мокрые глаза, открыв рот, но дверной хлопок затыкает.
Роняю тяжелые вздохи с губ, заставляя себя продолжить идти к своей комнате.
Чего я хотела от него? Зачем постучала в эту дверь?
Хнычу, когда дикое аханье Зои доносится до ушей.
Я искала. Искала защиты. Прикрываю рот тыльной стороной ладони, сжимая глаза. Горячие слезы обжигают кожу щек, но не согревают.
Я искала гребаной помощи. Чертову, мать твою, защиту.
Нащупала ручку двери, что ведет в мою комнату.
И, в конечном итоге, пришла к Дилану.
Как глупо, Чарли.