Високосный год: Повести
Шрифт:
Она на этот раз не стала прятаться, открыла ему дверь.
…Трофим вошел, снял кепку, повесил ее на знакомый гвоздик у двери и вежливо поклонился:
— Здравствуй, Соня.
Софья посмотрела на него внимательно, и легкая усмешка скользнула по ее губам. Видимо, вспомнила что-то из прошлого.
— Здравствуй, проходи. Садись.
Он сел на стул, аккуратно положил ладони на колени.
— Как поживаешь? Поздравляю тебя.
— С чем?
— С назначением. Теперь ты бригадир. Растешь, значит.
— За поздравление
— Хлопотная должность! Я удивился, когда узнал: неужто, думаю, согласилась? Забот ведь не оберешься.
— Их всегда хватает. А как ты живешь?
— Живу хорошо.
— Машиной, вижу, обзавелся.
— Купил. Теперь нацелился на цветной телевизор.
— Где только деньги берешь…
— Я экономен. Копейку берегу, коплю. А у тебя все по-старому?
— По-старому. Чего пришел? Дело есть?
Трофим погладил крепкими ладонями свои колени, обтянутые джинсами, посмотрел на Софью, помялся и сказал:
— Есть дело. Ты нынче одна живешь? Развелась с муженьком? Скучно ведь одной-то. Вот и пришел.
— Почему думаешь, что мне скучно? Я не скучаю. Причин нет.
— Послушай, я бы хотел, чтобы у нас все наладилось. Мы ведь сначала жили дружно. Вспомни-ко.
Софья молчала, водя пальцем по рисунку на клеенке. Он продолжал:
— Хочу сказать тебе вот что. Я человек простой, потому — без всяких предисловий. Давай поженимся. Ведь знаешь — люблю я тебя.
— Ты это серьезно?
— Очень даже серьезно. Приди в мой дом хозяйкой. Я нынче его привел в порядок: веранду пристроил, ковер в горнице раскинул на полу. Все — для тебя. Дорога, правда, от Борка к шоссейке худая, ухабистая, но когда сухо — можно и в город на «Жигулях» мотануть. В театр там, в цирк али на рынок… Ну а работу на ферме можешь оставить. Зачем она тебе? Неужто я молодую жену не прокормлю?
— Работу, говоришь, оставить? А зачем?
— Чего тебе на дядю горбить? На скотном дворе с бабами переругиваться! Нервы растреплешь, состаришься прежде времени… Возьми вон Гашеву. Сколько лет робила, а чего добилась? Отреза на платье да медали? У меня ты можешь дома посиживать, как царевна, да в окошко поглядывать, меня поджидая.
— Значит, красивую жизнь обещаешь. Не для меня она.
— Почему? Я говорю правду. Истинный крест! Сам буду все делать по хозяйству. Ты только щец наваришь да на стол подашь. Боле ничего делать не заставлю. Расцветешь, поправишься. Люблю я тебя очень.
Софья потупилась, перестала водить по клеенке. Она пыталась спокойно разобраться во всем, привести мысли в порядок. Может ли она полюбить Трофима? А жить в его доме? Вспоминала прежние отношения — как он вел себя при встречах, что говорил, как с ней обращался.
Не все в нем было плохо. Раньше ей нравились его грубоватая мужественность, большие, темные, как омуты, глаза. Они притягивали, завораживали ее, казались загадочными. Но все же нет у нее
Бывает, у людей нет сильной любви, живут лишь по обязанности, по привычке. Впряглись в семейный хомут и волокут по жизни расхлябанную телегу… Нет, это не для нее.
— Предложение заманчивое, — сдержанно отозвалась Софья. — Спасибо. Но замуж я не собираюсь.
— Напрасно, — обиделся Трофим. — Неужто мне не веришь?
— Верю, но жить с тобой не смогу. Счастья у нас не будет.
— Ты думаешь?
— Сердце подсказывает. Разные мы люди.
— Что-то мудришь, Соня. Счастье человек сам себе создает. Сам!
— Прости, но нет у меня ответного чувства. Нет, и все тут. И не было…
— Чувство придет. Стерпится — слюбится, — улыбнулся он.
— Старая поговорка! В прежние времена муж жену укрощал побоями. Возьмет вожжи и давай лупить… Так любить заставляли, насилу. Нынче это не в моде.
— Да ты что! — изумился Трофим. — Неужто я возьмусь за вожжи? Ладно ли говоришь-то!
— Это к слову. Поговорка «стерпится — слюбится» на таких вожжах держалась. Не те времена. Вот ты сказал, что если выйду за тебя, так лучше уволиться с фермы. Как же тогда жить? Труд строит человека! Праздная жизнь портит его. На ферме — любимая работа, коллектив, поддержка. А ты хочешь посадить меня, как птицу, в клетку!
— Ну дак работай. Вовсе не обязательно дома сидеть. Как хошь, так и делай.
Трофим заметил, что Софья изменилась, стала сдержанной, раздумчивой, и слова у нее в разговоре другие. Вроде бы стала грамотней, строже. Держать себя умеет. Одета чисто, со вкусом. Прежней Соньки уже нет. Он вздохнул, опустил взгляд на домотканую дорожку на полу.
— Значит — отказ. А может, подумаешь? — настаивал он. — Подумай хорошенько! Ежели за меня замуж не выйдешь, много потеряешь.
— Не потеряю. Я теперь чувствую в себе силы — жить, учиться, работать. На все смотрю по-другому. Нет, принять твое предложение я не могу. Извини.
— Это твой окончательный ответ?
— Да. Прощай, — Софья встала со стула и глянула на дверь. Он понял: пора уходить.
— До свиданья, — сказал с надеждой. — Все же подумай. Прошу тебя.
Она молчала. Трофим надел кепку и, неохотно открыв дверь, скрылся за нею. Софья даже не поглядела в окно, только услышала удаляющийся шум автомобильного мотора.
— Надо нам, Степан Артемьевич, — говорил Лисицыну Новинцев, — почаще возвращаться к тому, что было решено прежде. Если нет проверки исполнения, хорошие начинания идут насмарку. Это одинаково касается и тебя, и меня. Если уж что решили, надо непременно выполнить, иначе нам грош цена, люди нам не станут верить, скажут: болтуны, трепачи. Помнишь, что ты говорил в райкоме на пленуме? И я тебя тогда поддержал.