Висталь (том 1)
Шрифт:
Скажи, Стаххил, а не есть ли полная изоляция от социума, отшельничество вдали от людей, признаком чего-то вроде «несварения желудка»? Не слабость ли этого «психофизического желудка», является той причиной, по которой человек удаляется в пещеры, и живёт там, в полном одиночестве?
Не всё так однозначно, Висталь. Стремление к отшельничеству и одиночеству столь же разно мотивированно, и имеет порой настолько отдалённые друг от друга причины, что вызывают желание идентифицировать их, как нечто разнополое и даже разнобережное. Точно так же, как и стремление к владычеству. Тщеславие, пожалуй, основная страсть, выступающая мотивом, как к владычеству, так и к отшельничеству. Но главным, как здесь, так и там является обретение власти, как нечто более практическое, почти эмпирически осязаемое чувство. В первом случае власти над собой и обстоятельствами, во втором – над людьми и случайностями. И то, и другое, есть суть иллюзия. Но ради этой иллюзии, возведённой в ранг непоколебимой истинности, одни заточают себя в тюрьму полного отшельничества, где не только миг жизни перестаёт существовать,
Да, человек не может существовать без стремления к одному из видов власти, но всякое своё стремление он должен контролировать, и подходить ко всяким своим желаниям дифференцированно, и с мерой доступного ограничения, как в положительную, с его точки зрения, так и в отрицательную стороны. Я, уважаемый Висталь, не являюсь ортодоксальным отшельником, я лишь отстранённый путник, в котором все жизненные силы только расцветают от этого отстранения, но не засыхают. Если я почувствую усталость и признаки деградации в своём духе, тут же приму меры для исцеления. Каждый человек на земле, является лучшим врачом для себя самого. Необходимо лишь очень чутко и внимательно прислушиваться не только к жестам своего тела, но и к флюидам своего духа. Всякое недомогание тела, должно иметь свою продолжительность, и заканчиваться выздоровлением. Всякая меланхолия должна иметь определённую протяжённость, и заканчиваться в свой срок. Человек слишком углубился в свои рассудительные умозаключения, он слишком большое значение придаёт рационально-аналитическим постулатам своего сознания, и мало уделяет внимания интуитивным. Они теперь, кажутся ему чем-то обманывающим, чем-то недостаточно достоверным. Но стоит ему обратиться к ним вновь, и ощутить их настоящую силу, и он теряет дар речи от восторга, и пускается в противоположность, превращаясь в одержимого гуру интуитивного сознания, и идёт по миру проповедником истины. Так, из своей собственной противоположности рождаются большинство проповедников, и так становятся даже богами на земле!
Я благодарю тебя за содержательную беседу, уважаемый Стаххил. Но мне пора. Скоро утро, я должен попасть на корабль, отплывающий на восходе. Спасибо и тебе Висталь, в беседе с тобой я познал в себе многое, что и не подозревал. Ты разбудил потаённые спящие вещи в глубине моего сердца, и теперь я вижу новое направление в собственном развитии, а значит застрахован на ближайшее время от скуки. Они пожали друг другу руки, и Висталь двинулся по направлению к восходящему за морем, солнцу.
Египет
Сквозь дымку серо-голубого тумана, озаряемая лучами активного солнца, перед взором Висталя возникла поражающая своей красотой долина. «Долина царей», в те далёкие времена представляла собой пустыню, где о существовании человека говорили, а точнее провозглашали во всеуслышание Великие Пирамиды. Всего за пятьсот лет было построено восемнадцать больших пирамид. Родоначальник строительства пирамид, фараон Сноффру, был самым ярым поклонником вечности. Его желание покорить смерть, не давала ему покоя при жизни. Он заразил этим всех последующих царей. = «Человек трепещет перед временем, а время трепещет перед пирамидами». = И пусть это изречение в своей самоуверенности и апломбе часто вызывает лишь ироничную улыбку, но, когда ты стоишь перед геометрическим воплощением земли, и идеалистическим воплощением солнца, то есть стоишь перед самой большой из пирамид, «Пирамидой Хеопса», ты понимаешь, что в этом изречении действительно что-то есть. Эта Величественная гробница строилась более двадцати трёх лет, и была закончена в две тысячи пятисотом году до нашей эры. Но люди до сих пор не могут понять, и вряд ли когда-нибудь осознают до конца, – как это было возможно! Да и гробница это, или что-нибудь ещё, всё громче поднимаются споры в учёном мире.
Древний Египет, не был похож ни на один уголок земного шара того времени. Та серьёзность, с какой люди этой страны относились к смерти, объясняла многое в их жизни. А так как в те далёкие времена Фараон для них, был не просто наместником Бога на земле, но был воплощённым Богом, то самые величественные храмы на этом куске земли, строились для них, и во имя них.
С тех пор здесь многое изменилось. Пирамиды, в те далёкие времена были несколько иными. Их великолепие и фантастическая непостижимость – поражала до глубины души всякого, кто лицом к лицу сталкивался с этими величайшими памятниками тщеславию, величию и стремлению к вечности. Для Висталя не стало неожиданностью появление его в древнем Египте. И зная свою судьбу, он с непоколебимым самообладанием шагнул на выжженную солнцем «Землю Великих». Что ждало его в этой стране? Чего ещё не видел и не слышал он на этом свете? Его сердце ровно билось в груди, и он шёл по направлению к отрывающемуся от земли и плавающему словно мираж, городу. Надежда, горящая в его груди, никогда не угасала. Она лишь изредка ослабевала на какое-то время, и затем разгоралась вновь. В глубине своего сердца Висталь знал, что только благодаря этому тлеющему огню, его существование имеет хоть какой-то смысл.
Надо отметить, что Висталь, при всей его причастности к наивысшему из возможных сословий живых существ, почти к духам, тем не менее, обладал всеми качествами присущими обычной человеческой душе. Ему были свойственны как тоска, так и радостное беспечное состояние. Как любовь, в самых её высших проявлениях, так и ненависть. Как меланхоличность, так и восторженность… Хотя последнее гораздо реже, в силу того, что он уже давно жил на свете, и как всякий «старец», пусть и моложавого вида, притупил душевные «ганглии-рецепторы» отвечающие за это, пожалуй, лучшее чувство данное одухотворённому существу, – чувство восторженности.
Висталь шёл по обетованной земле и думал, попадётся ли ещё когда-нибудь на его пути нечто, что привело бы его в неистовый восторг? Такой душевный восторг, который он испытал некогда на заре своей юности. В те давние времена в садах Эдема, на берегах «Золотой реки», он встретил первую и единственную Любовь своей жизни. Её звали Свистилла. Она была дочерью «Парагоня» и «Поветрии», и самым необузданным и совершенным созданием Вселенной! С рождением, она впитала в себя всё великолепие мира! Всё же несовершенство этого мира, досталось её брату Бедаллу, что вечно угрюмо сидел на камне и бросал камешки в медленно текущие воды «Золотой реки». Реки, которая олицетворяла собой всю бренность «нашего мира», и была метафорой нашему медленно текущему бытию.
Весь земной миропорядок отражался в этом всеобъемлющем и безвременном зеркале, которое древние назвали Эдемом. А так как абсолютно прямых зеркал не бывает, то всё отражалось в нём в несколько искажённом виде. И это искажение, для всякого, кто в него смотрел, имело отклонение либо в сторону идеала, либо противоположную, – сторону абсурда. Мир, каким бы он не был, реальным или мифическим, не существует без «зеркал-носителей» этого мира. Всякий носитель нашего «действительного мира», суть – зеркало с определённой неповторимой кривизной. И всякий спор в этом мире, есть спор «зеркал» с различной кривизной отражения. В Эдеме же, были собраны в коллекцию всевозможные формы «кривых зеркал». Они представляли собой поле «зеркального сада» по которому протянулась анфилада стоящих напротив друг друга и отражающих бесконечно друг друга зеркальных самородков, не один из которых не был похож на другого, но в отражениях, все они смешивались в бесконечную вереницу повторений, и даже Всевышний не мог разобрать где кто, и где чьё отражение. И только Свистилла, словно невозможное воплощение мира, словно парадокс, – абсурд действительности, сияла в своём идеале, озаряя весь Эдем. Казалось, она не имела в себе совершенно никакого отклонения, – само совершенство! Казалось, она была единственным идеально прямым зеркалом во всём мире. Но это впечатление было обманчиво. И даже Висталь это понял, не сразу. Только набравшись мудрости в своих бесконечных скитаниях, он со всей ясностью осознал, что «зеркало» не имеющее абсолютно никакой кривизны, не имеет и своего собственного характера. Такое «зеркало» должно быть совершенно нейтральным, не видимым и не ощущаемым. Оно, словно чистая «абсолютная правда», словно окончательная истина, – вне действительности и вне мира. Это обстоятельство поначалу очень огорчило его. Но впоследствии, он постепенно привыкал к этой истине, и она даже начала приносить ему удовлетворение.
Висталь брёл по пустыне в своих раздумьях, и только надежда на встречу с ней снова, с его единственной любовью во всей Вселенной, придавала ему сил в нескончаемых странствиях. Как для всякого путника, который ещё не потерял надежду, этот последний бастион для всякого стремления, и всякого желания существовать, горел нетленной звездой в его глубоком и безмерном сердце.
Подойдя к главным воротам города, Висталь вошёл. Его как будто никто не заметил. Это не был главный город Египта, но всё же, был он не маленьким. По его узким улочкам взад и вперёд проезжали колесницы с единственным наездником, и пеший люд то и дело отпрядывал в стороны. Висталь сразу направился к центру города, где вероятнее всего и находились главные святыни этого «мегаполиса». Лучи палящего солнца пекли его совершенно лысую голову, и он впервые решил намотать на неё чалму, став тем самым, похожим на местных жителей.
Не удивительно, что эти люди с лёгкой руки Эхнатона, первого, кто попытался монополизировать религию, так поклоняются богу солнца "Атону", подумал Висталь с иронией. Кстати по поводу Эхнатона. Каких только попыток вычеркнуть из скрижалей истории не встречал Висталь на своём долгом пути, но самым показательным и ярким из этих примеров, он отмечал именно Эхнатона, предпоследнего фараона из восемнадцатой династии. После его смерти жрецы пытались не оставить ни единого упоминания о нём. Но как известно: Чем сильнее стремление к забвению, тем ярче разгорается звезда героя. … Ещё не один, кого пытались придать забвению, не остался на отвалах истории. Вспомните хотя бы Герострата. И пусть новая провозглашённая Эхнатоном столица "Амарна" была стёрта с лица земли, вернувшись в "Фивы", но он сам навсегда остался в памяти потомков. И последний из Эхнатонов, Тутанхамон, который умер в юном возрасте, впоследствии, затмил своей известностью всех фараонов вместе взятых. И только благодаря случаю и стечению обстоятельств, а главное, своей не разграбленной гробнице. Его Величество «Случай», играет в истории не последнюю роль, но, пожалуй, даже главную.