Витим Золотой (Роман 2)

Федоров Павел Ильич

– А я как раз за Василием Михайловичем Кунту послал. Повидать мне его нужно по важному делу.

– Так и я за ним послала!

– Вот и хорошо, - сказал Петр Николаевич.

– Петр Николаевич, да вы совсем красавец, - поглядывая на гостя, лукаво говорила Устя.

– Нет, Устинья Игнатьевна, вы меня смущаете.
– Петр стеснительно одернул почти новый казачий мундир из темно-синего касторового сукна, вытащил из кармана гребешок и начал безжалостно расчесывать темный, с малой проседью чуб.

Прижавшись

к косяку, Василиса следила за каждым движением Петра.

– Да бог с вами, Петр Николаевич, чего вы конфузитесь? Вы же очень хорошо знаете, как я вас люблю и уважаю, - сердечно и искренне продолжала Устя.
– Поверьте, если бы не один человек, вот вам крест господний, сама бы пошла за вас замуж. Не верите?
– тормоша его за светлую, с двуглавым орлом пуговицу, спрашивала она.

– Много для меня чести, Устинья Игнатьевна, - неловко вертя в руках гребешок, сказал Петр Николаевич.
– С моим почтением, но только мы не пара с вами. Вы образованная, а я простой пахарь.

– Пустяки, Петр Николаевич! Наверно, у вас хватило бы терпения научить жену этому нехитрому делу. А кстати сказать, я еще с детства умею и косить, и серпом жать, и коров доить, и калачи печь!

– Ну раз такое дело, Устинья Игнатьевна, не станем время терять. Заверну вас в тулуп, в кошевку - и марш-марш к отцу Николаю...

– Ничего не выйдет, милый дружочек, опоздали мы... Я ведь намекнула вам, что есть у меня один человечек...

Устя наклонилась к нему и доверчиво взяла его за РУКУ.

– Только ради бога прошу, пока никому ни слова, - прошептала она.

– Об этом, Устинья Игнатьевна, меня не надо просить.

– Говорю вам, как родному брату: я недавно, ну совсем на этих днях, вышла замуж, - призналась она и стыдливо склонила голову.

– За кого же?
– тихо спросил Петр.

– Неужели не догадались?

Хмуря широкие, ровные брови, Петр Николаевич, помолчав немного, раздельно проговорил:

– Вашим мужем никто быть не может, окромя Василия Михайловича. Но теперь, Устинья Игнатьевна, я буду на вас в обиде. Как же так без свадьбы? У нас этак не полагается!

– А мы давайте две свадьбы сразу сделаем, нашу и вашу, - счастливо улыбаясь, шептала Устя.

– Вам-то, пожалуй, действительно, поспешить нужно, а у меня трудная песня, Устинья Игнатьевна. Жениться я покамест не собираюсь, да и невесты на примете нет, - всерьез проговорил Лигостаев.

– Есть невеста, миленький Петр Николаевич, да еще какая невеста!

– Не надо шутить, - строго сказал Петр.

– Ни капельки не шучу, дорогой мой! Славная, красивая и давно любит вас. Да знаете вы ее!

– Несуразное что-то вы говорите, Устинья Игнатьевна, никого я не знаю.

– Как это не знаете, когда только что вместе приехали?
– Лигостаев

хотел было попятиться назад, но Устя удержала его. "Что не сможет свершить сам бог, сделает одна женщина", - подумала она с веселым лукавством, не отпуская его руки.

– Что вы, голубушка, Христос с вами!
– растерянно шептал Лигостаев.

– Любит она вас до смерти!

– Господи, у меня сегодня такой день!..
– прошептал Петр Николаевич.

Когда Устя и Петр Николаевич вошли в горенку, Василиса стояла, прижавшись спиной к теплой стенке и затаив дыхание.

– Василиса! Где ты?
– ведя упирающегося Петра Николаевича за руку, позвала Устя. Василиса не откликалась.
– Выходи, глупенькая. Гляди, кого я тебе привела. Вы поговорите, а я сбегаю за Василием Михайловичем.

– Это правда, Васса?
– после долгого молчания наконец спросил Петр Николаевич негромко.

– Да, Петр Николаевич, - смело посмотрев ему в глаза, твердо ответила Василиса.

Ответ застал его врасплох. Отмахнув от себя папиросный дым, снова спросил с нарастающим волнением:

– Чем же я тебе так пришелся?

– Если бы я знала, - склонив голову, ответила она.
– Этого никто не может знать. Пришелся по душе - и все тут...

– И все тут...
– медленно покачивая головой, повторил Петр Николаевич.
– У тебя раньше-то парень какой-нибудь был?
– Вопрос как-то сам по себе сорвался с уст Петра Николаевича. Ему даже стало неловко. Ладно, все это пустяки: был али не был!

– Нет, такое не пустяк.
– Ловя ртом воздух, она схватилась за грудь.
– Я уж все расскажу, тут нельзя промолчать!
– Она говорила протяжно, полушепотом, словно преодолевая боль.

Слушая ее краткую исповедь, Лигостаев чувствовал, как тело его пронизывает горячий озноб.

– А после я удавиться задумала. Осень была, дождик лил. Этап наш в сарае остановился. Я рубашку на ленточки порвала и сплела веревочку. Выбрала местечко в уголышке и решила ночью это сделать. Но Устинья Игнатьевна заметила. Я как помешанная тогда была и все руки ей искусала, а потом вот подружились, и на Тагильский завод нас с ней вместе пригнали, а там уже позже освобождение вышло.

Ее доверчивый, бесхитростный рассказ потряс Петра Николаевича и окончательно сокрушил ту преграду, за которой хоть и слабенько, но еще маячила его казачья спесь.

В горенке слышался скрип ветхого стула, который грузно давила крупная фигура Лигостаева.

– Подойди ко мне, - мягко попросил Петр Николаевич.

Василиса покорно встала и смущенно оправила смявшуюся на юбке оборку.

– А ты поближе, - приветливо кивнул он и поманил ее пальцем.

Она вдруг шагнула вперед, закрыла лицо руками и медленно встала перед ним на колени.