Витим Золотой (Роман 2)
Шрифт:
– Зачем?
– покосившись на него, тихо спросила Маринка.
– Потолкуем тары-бары, разойдемся на две пары...
– захохотал Тимка.
– Мне с вами толковать не о чем, - Маринка прикрыла живот пуховым платком.
– Гляди-ка! На "вы" меня величает, а? Эко, как тебя азиат образовал!
– куражился Тимка.
– У меня есть всякий толк. Работать завтра пойдешь, краля!
– Не может же она!
– вступилась Матрена.
– Это отчего же не может?
– Хворая потому что, - ответила Матрена.
– Что-то
Тимка снял тулуп и бросил его на сундук.
– Не дури, Тимофей, - попыталась урезонить его Матрена.
Однако никакие уговоры не действовали. Издеваясь над хозяйкой, ругая ее самыми последними словами, Тимка вытащил из кармана бутылку водки и потребовал закуски. Пока Матрена ходила в сени за студнем, Маринка попыталась уйти в другую комнату, но Тимка перегородил дверь своим большим, в черном пиджаке телом, больно сдавив ей руку.
Вернулась Матрена и поставила на стол закуску.
– Ну, а теперь поди прочь, карга, - проговорил Тимка.
– Никуда я не уйду, - заявила Матрена.
– Ты что же, хочешь, чтоб я тебя на бедро кинул?
– Тимка, сжав тяжелый кулак, надвигался на пятившуюся к двери Матрену.
– Уходите, тетенька, коли так...
– негромко, но решительно проговорила из угла Маринка.
– Слыхала?
– рявкнул Тимка.
– А ты, я гляжу, вовсе не дура, быстро смекнула...
Маринка не ответила и не шелохнулась. За окошками злобно скребся о ставни ветер. Лампа вдруг вспыхнула и перестала мигать, бросая вокруг ровный свет.
– Чего стоишь в углу?
– снова заговорил Тимка. Разливая водку в рюмки, прибавил: - Чай, не икона, молиться на тя не собираюсь...
– Стукнув о крышку стола бутылкой, он поднялся и, косолапо ступая большими пимами, пошел на Маринку.
– Еще шагнешь - убью!
– Маринка схватила кочергу и занесла ее над головой.
– Не балуй, девка!
Увидев ее темный, застывший взгляд, Тимка остановился. Красное, лоснящееся лицо его скособочилось в презрительной усмешке, но мутные, чуть прищуренные глаза зорко сторожили железную кочережку, которую крепко сжимала в руках Марина. С повисшим на плече пуховым платком она стояла в углу и настороженно выжидала.
– Ежели посмеешь...
– Тимка в душе был убежден, что она посмеет и раскроит ему башку за милую душу. Он осторожно подался вперед. Кочерга поднялась и нависла над его глазами еще грозней.
– А к нам кто-то скребется, - неожиданно раздался из-за перегородки голос Матрены.
За стеной послышался яростный лай собак и резкий скрип чьих-то на снегу шагов. В окно кто-то негромко, но настойчиво постучал. Не выпуская из рук кочерги, Маринка кинулась к двери, распахнула ее настежь. По полу серым клубком пополз морозный пар и будто втащил через порог две мохнатые, заснеженные, в оленьих унтах и
– Тетка Матрена здесь здравствует?
– заслоняя широченными плечами дверь, спросил один из вошедших.
– Вот она я! Кого бог послал?
– Матрена выглянула из боковушки.
– Лебедев, Дмитриевна, с Успенского. Не забыла поди?
– Что ты, как можно! Проходи, родимый, сымай шубу. Вот уж не чаяла! засуетилась Матрена Дмитриевна.
– А у нас тут...
– Люди, вижу, да еще с горячим угощением, - смахивая с темных усов начавшие таять сосульки, пристально поглядывая на Тимку, проговорил Лебедев.
– Угощение не про вашу честь, - буркнул Тимка.
– Ах, ваша светлость господин Берендей, чем вы тут промышляете?
– Мы завсегда на своем месте, а вот вы зачем пожаловали, не знаю, затыкая недопитую бутылку пробкой, ответил Тимка. Встретив насмешливый взгляд Лебедева, все больше злясь и мрачнея, спросил: - Пошто ночами шляетесь?
– От бурана бежали и, как твоя милость, тоже тепленького местечка ищем.
– Твое место в казачьей, гусь. А кто с тобой вторяком?
– Косясь на подошедшего к печке второго путешественника, спросил Берендей.
– Товарищок мой!
– Отвечай толком.
– Уж больно ты грозен, мил человек...
– Серьезные, живые глаза Лебедева открыто смеялись.
– Да разве это человек?! Господи!
– Маринка отвернулась лицом к печке. Плечи задрожали.
– Ну ты, заткнись, шлюха!
– крикнул Тимка.
– Эй ты, чебак, закрой хайло!
– решительно крикнул Лебедев.
– А что здесь у вас происходит?
– вмешался второй. Он тоже был бородат, кряжист и высок ростом. Маринке даже в голову не пришло, что это Кондрашов.
– Его спросите, - тыча в Тимку пальцем, проговорила Матрена.
Повернув от печки заплаканное лицо, Маринка торопливо и сбивчиво обо всем рассказала.
– Мда-а!
– Не спуская с оторопевшего Тимки глаз, Лебедев взял из угла кочережку, взвешивая ее в руке, добавил: - Деловой инструмент! А ну-ка, сатрап Берендей, давай греби отсюда помалу.
– Остерегись, каторга!
– пятясь к двери, зло крикнул Тимка.
– Таких ночных котов я всегда остерегаюсь. Забирай свое пойло и плыви, а то я человек невежливый, за борт вышвырну!
– играя кочережкой, пообещал Лебедев.
Видя, что его самого могут "на бедро кинуть", Берендеев накинул на плечи шубу, грозя Лебедеву расправой, выскочил из избы.
– Василий Михайлыч, родненький мой! Я глазам своим не верю!
– сквозь радостные слезы, узнав Кондрашова, причитала Маринка.
– Выходит, знакомые али сродни?
– обрадованно спрашивала Матрена.
– Тетенька, милая, даже больше чем родня! А сейчас-то, в такие дни, да тут, на Витиме! Как же это так?
– Слезы душили Маринку.
– Вот так, Марина Петровна.
– Василий Михайлович протянул руки к печке.