Витте. Покушения, или Золотая Матильда
Шрифт:
Картина эта, прописанная в подробностях, и подвигла старика Блиоха к хлопотам о всеобщем замирении. У Сергея Юльевича они не могли тогда не вызвать усмешки. Спасение Европы, спасение человечества! Не менее, как об этом пекся старик. Не позволял Сергею Юльевичу его здравый смысл ожидать практических результатов от этой величайшей «идэи»… как раз именно потому, что она чересчур велика!..
17. Миролюб Блиох
Воротила первой руки, оборотистый, деловой, практический человек, Иван Станиславович Блиох состояние себе сколотил буквально из ничего. Не он, впрочем, один, такая была пора. А как начинал Самуил Поляков, как — Губонин?! Говорили, что на первых шагах Блиох брал подряды на устройство
Благодаря такой постановке дела Блиох оказался автором на удивление плодовитым, издал множество томов по истории русских железных дорог, и по истории финансов России и книги по экономике, статистике, сельскому хозяйству, не говоря уж об отдельных ученых статьях. Производство налажено было! (Этот опыт Блиоха впоследствии весьма Сергею Юльевичу пригодился, ему он, по сути, обязан собственным литературным «гаремом»…) При всем том далеко не все принимали солидные эти труды всерьез, Сергей Юльевич тут одинок не был. Как-то раз у него на глазах Блиох преподнес тома своих сочинений в роскошнейших переплетах старику инженеру Кербедзу, у которого во времена оны начал мелким подрядчиком на Киево–Варшавской дороге. Старик его очень благодарил, но потом вдруг спросил: «А скажи, пожалуйста, Иван Станиславович, ты сам-то прочел эти книги?»
Под старость Блиох увлекся проблемами будущих войн с их технической, политической, экономической стороны. Со свойственной ему настойчивостью разбирал он эти вопросы лет восемь последних, до самой смерти. На мыслях о необходимости всеобщего замирения буквально едва не свихнулся… Возомнивши себя чуть ли не спасителем человечества, свои взгляды всячески распространял, писал (вернее, ему писали) книги, ездил с лекциями за границу, устраивал различные конференции, выставки, говорили, создал музей войны и мира в Люцерне, в Швейцарии, и даже нашел дорожку к молодой императрице, дабы привлечь внимание государя ко всему этому… без большого, однако, казалось, успеха. Впрочем,, в том, что Россия в скором времени проявила почин мирной конференции государств [59], может быть, и аукнулись труды старика Блиоха… Правда, тогда Сергей Юльевич был убежден: толкает одержимого старика на столь бурную деятельность неутоленное желание прославиться. И ничто иное! Ибо к практическим результатам она не могла привести, задача была не менее трудной, нежели осуществить в реальности, скажем, высокие истины, проповеданные две тысячи лет тому сыном Божиим…
И только теперь, спустя годы, когда обстоятельства безумной войны заставили наконец-то как следует ознакомиться с пятитомным творением покойного Ивана Станиславовича, сумел Сергей Юльевич оценить капитальный труд по достоинству, отдал должное предусмотрительности автора, основательности высказанных им предположений (не гаданий), и пускай пером водили другие руки, автором справедливость велела признать того, чья была голова! Теперь-то Сергей Юльевич убедился в этом на собственном своем опыте.
Поразительных догадок было предостаточно в толстых книгах. Взять хотя бы оценки войны в Европе между двумя союзами государств с участием десяти миллионов комбатантов [9] ,
9
Участники военных действий.
Не любил Сергей Юльевич даже самому себе сознаваться, что в чем-то ошибся. Но слишком со многим у старика Блиоха готов был теперь согласиться и, более того, почерпнутое из его книг повторить. Он и повторял — прилежному «лейбе» Штейну… Похоже, что не тщеславие, или не только тщеславие, двигало стариком… И вот что пришло в голову: а уж не отмаливал ли старик перед смертью прежние собственные грехи, их, конечно, накопилось немало на долгом и отнюдь не крестном пути железнодорожного короля? Едва ли кто лучше Сергея Юльевича мог себе это представить…
И тут живо вспомнилось горячее, почти что как в детстве, чувство, с каким сам молился в портсмутской церкви в день заключения мира, торжественный тот молебен священнослужителей разных вер — православной, католической, протестантской, сообща возносивших благодарственные молитвы Господу нашему Иисусу Христу за ниспослание мира, выражая тем самым единение всех в признании великой заповеди «не убий»…
18. Военная осень
Все-таки он всю жизнь был человеком действия.
Осенью, где-то в середине октября, нагрянул с визитом в посольство Америки. Покуда его имя в этой стране не забыли.
Давно, еще в Портсмуте, убедился: дипломатический такт нелегко дается американцам (так же, впрочем, как ему самому). На Фурштадтской, близ Таврического дворца, поверенный в делах Чарльз Вильсон не смог скрыть удивления перед неожиданным посетителем:
— Чем могу служить вашему сиятельству?
— Ну зачем так торжественно? Я пришел обсудить с вами дело, дорогой Чарльз!
И под секретом как бы по–дружески сообщил, что получил предложение свышеотправиться возобновлять связи с Америкой, а в особенности по части финансов.
Эти связи были оборваны вот уже почти что три года, после отказа американцев от торгового договора. Поводом к тому послужили стеснения американских евреев в деловых поездках в Россию, но причины лежали глубже. Таким способом выражался протест вообще против притеснения в России евреев.
— Я на это предложение согласился, однако с условием, — продолжал Витте, — что мы примем ваши известные требования и вновь заключим договор… А также введем у себя законы для облегчения положения трудящихся классов…
Второй пункт, похоже, не слишком-то озаботил американца, на первый же он с живостью возразил:
— Мы же держимся нейтралитета! Как мы можем оказывать помощь одной из воюющих стран?!
— Нейтралитет — прекрасная вещь, — не стал спорить Сергей Юльевич, — Когда бы это зависело от меня, мы бы его тоже держались. Но что вам мешает совместить с ним выгодный бизнес?
И, достаточно опытный в подобных торгах, к сказанной уступкедобавил подачку(так и называл среди своих не раз испытанную эту тактику — уступкой–подачкой):