Витте. Покушения, или Золотая Матильда
Шрифт:
— О, это идэя! — совсем по–одесски воскликнул Сергей Юльевич.
И, даже еще не начав выходить из дому после болезни, зашагал по своему кабинету, повествуя фальцетом о собственном прошлом весьма милой даме, успевавшей покрывать лист за листом только ей понятными закорючками со скоростью молниеносной. Она владела искусством писать поистине так же быстро, как говорят… Нет худа без добра, дело двинулось, тем более что в Петербурге Сергей Юльевич взял за правило не касаться современных обстоятельств, вспоминал совершенно безобидные вещи — детство, отрочество на Кавказе, родственников и предков, начиная чуть ли не с князя
Восстанавливая начало жизни, он увлекся, впервые, может быть, просто так, без расчета, и удивляясь тому, сколько, казалось бы, навсегда позабытых подробностей и мелочей сохраняется в памяти, сколько необыкновенных людей. Одна феерическаякузина Блаватская [55] чего стоила! А бабушка Фадеева и дядя Фадеев… Или, скажем, одесский Барон Икс, Иеремия российского юга!..
И все же нет–нет, а, прервав хронологию, спутав плавное течение событий, в повествование врывались современныеобстоятельства… Тот же Столыпин отравлял удовольствие…
— В те годы расправа с журналистами, — в пояснение памятного эпизода диктовал, к примеру, Сергей Юльевич, — была такая же, какая практикуется ныне, в столыпинские времена…
…При случае, к месту, он занес в мемуары и замечание по поводу переписки о судебном своем деле, точнее, по поводу окончания переписки: «…резолюция его величества, очевидно, написана по желанию Столыпина…»
В чем, в чем, а уж в этом у Сергея Юльевича сомнения быть не могло, даром что в то же самое время происшедшая стычка между двумя премьерами, отставным и пока ещедействующим, явно доставила удовольствие государю. Верные люди передавали: не без злой радости он преподносил приближенным, как Столыпин получил нос!..
12. Конец в антракте
И все-таки волей Всевышнего — а возможно, не только его — в конце концов поединок премьеров завершился не в пользу Петра Аркадьевича.
В это лето Сергей Юльевич приехал в свой Биарриц после серьезного хирургического лечения у франкфуртских профессоров, еще не вполне оправившись от операций. Там ждало его довольно-таки странное письмо, доставленное не обыкновенною почтой, а через оказию. Объяснение сему содержалось в приписке: письмо, мол, послано за границей, что позволяет избежать эзоповского языка… В самом деле, автор письма высказывался определеннее некуда.
Автор этот, журналист и издатель, полулитератор, полуделец, из давнишних знакомцев Сергея Юльевича, никогда, впрочем, не принадлежал к числу его «лейб». Слишком мало доверия внушал, чтобы прибегнуть к его услугам. Путь Сазонова был из ряда вон, даже при общепринятом дрейфе слева направо.
Чуть не от Желябова в молодости, через крайне левую газету
Так вот, господин этот самый сообщил Сергею Юльевичу в письме, что Распутину, дескать, думается, пора главного прикащикарассчитать, а взамен предположен нижегородский губернатор, Хвостов [57]; но ввиду его молодости хорошо бы власть разделить: он пусть станет министром внутренних дел, председательство же поручить лицу, умудренному опытом и достигшему великого авторитета. И хотя он тут не решился назвать прямо Сергея Юльевича, смысл прозрачен, а тон развязен: «не ломайте без пользы головы, которую некоторые чудаки находят не бездарной»… Под конец же — поклоны от ГришиСергею Юльевичу и графине, «старец молится и за вас»…
(Заодно, между прочим пользуясь случаем, закинул, прохвост, удочку и об том, а не посодействует ли ему Сергей Юльевич в основании новой газеты…)
Что же следовало из бесстыжей игры на разладице его со Столыпиным? Не требовалось опыта Сергея Юльевича, чтобы понять: похоже, песенка Столыпина спета, а набравшее силу еще более черное окружение государя продвигает к власти своего человека… Одного из самых больших безобразников столыпинских лет. Но, однако же, на первых порах нуждается в ширме.
В те же дни в Биаррице Сергея Юльевича посетил англичанин из «Дейли телеграф», тоже старый знакомый, еще с портсмутских пор, месяцами живущий в России. Без Столыпина какой мог идти теперь разговор между ними. Но в ответ на резкости Сергея Юльевича мистер Диллон не удержался, напомнил, как когда-то он восхищался восходящим светилом, его честностью, мужеством… Сергей Юльевич спорить не стал, лишь сказал с раздражением, что сейчас Столыпину грозит катастрофа!..
И прибавил к этому, не вдаваясь в детали:
— В сложившихся обстоятельствах, чтобы так утверждать, совершенно нет надобности быть пророком!
Шельмецу же Сазонову он отправил ответ, смысл которого сводился к тому, что, его письмо прочитавши, он остался в недоумении, кто из них сумасшедший. Те ли, кто предложил ему, Витте, подобную вещь, или он, кому считают возможным такую вещь предлагать…
А потом двух недель не прошло, как вписал в мемуары: «…Вчера в Киеве тяжко ранен Столыпин. Таким образом, открывается 3–е действие после 17 октября. Первое действие — мое министерство, второе — столыпинское…»
При известии о кончине Петра Аркадьевича, получив и еще кое–какие сведения, с печальным событием связанные, на письме Сазонова, было отложенном для архива, пометил: «Столыпин погиб через две недели, Хвостов был вызван к царю в Ливадию».
Театральная фраза о трех действиях на первый взгляд выглядела неуместно при таких обстоятельствах. Однако же, если вдуматься, она сорвалась с пера; не случайно.
Сергей Юльевич вдумался. Дал себе труд.
Покойный вообще питал слабость к громким словам, к театральным жестам.