Витязь. Замок людоеда
Шрифт:
Третий этаж отведен под жилое помещение. Вдоль стен широкие нары, шкафчики, стойки для оружия. Сейчас полупустые. Топор на длинной рукояти — предвестник алебарды, пара копий и луков. Единственный арбалет висит отдельно, на выступающей внутрь комнаты широкой каминной трубе, служащей вместо печки. Это не знак почета и уважения, просто тут сухо, что для металлических частей оружия имеет важное значение.
Посреди комнаты большой обеденный стол. Примерно, если не тесниться, на десяток едоков. Нар, кстати, двенадцать. Что значит численность постоянного гарнизона все же больше двоих бойцов.
Лестница здесь
Исключительно для самоуспокоения, я поднялся по ней, открыл крышку и высунул голову наружу. Никого… Осталось проверить первый этаж и, если таковой обнаружится, подвал. По уму, должен быть. Надо ж где-то хранить запасы. Но с учетом характера почвы, не удивлюсь, если погреба в башне не окажется.
Как и предполагалось, вниз я буквально скатился. Лестница, словно необъезженный конь, так и норовила сбросить. Взяв разбег, едва успел затормозить на нужном этаже, а то так бы и пронесся в самый низ.
Остановился и даже вспотел слегка. Из темноты (на цокольном этаже бойниц не было, свет проникал только сквозь лестничный проем, большую часть которого я сам же и заслонял) на меня, не мигая, глядели два светящихся зеленых глаза.
— Кто здесь?!
— Мяу…
— Тьфу ты! Брысь, зараза!
Не зря англичане утверждают, что только настоящий джентльмен, наступив в темноте на кошку, способен сказать: «А, это кошка…» Правда, не уточняют, что он может при этом подумать.
А я как-то даже подзабыл, что в природе, кроме людей, еще и другие животные обитают. Ну, правильно. Собака хоть и друг человека, но лаем или воем могла выдать тайное место. А кот и молчит, и мышей ловит. Правда, на болоте ему скорее их летучими тезками промышлять доводится. Кожаны которые. Но это дело вкуса и привычки. Некоторые, вон, лягушек да улиток наворачивают, еще и нахваливают.
Кошка обиженно фыркнула и исчезла. Может, и не уходила никуда, просто отвернулась. Я же в темноте не вижу. А тут такая темень, что хоть глаз выколи, хоть оба вырви — все равно не поможет. Без свечи или факела досмотр придется прервать.
Хотя… Показалось, или в самом деле подсветка какая-то возникла?
Я протер глаза и пригляделся. Действительно, сквозь неплотно пригнанные доски из подпола свет пробивается. Но не лучиками, а словно дымка над полом возникает. Которую я почему-то вижу в кромешной тьме.
Интересно? Еще как. Только как учил Фома: «Не говори „гоп“ пока не перескочишь. А перескочил — гляди, во что вскочил». А еще любопытство кошку сгубило. Тутошняя не лезет вниз, наверху сидит — стало быть, и мне нечего соваться. Во всяком случае, пока не кликну Митрофана, не запру надежно двери и не запасусь парочкой факелов. Причем именно в такой последовательности, и никак иначе.
Митрофан добросовестно бдел на вверенном ему посту, не сходя на берег. Только головой вертел на все стороны, как сова.
— Залезай…
Парень живо уцепился за лестницу, словно только и ждал команды. А вот взбираться получилось хуже. Вряд ли монастырскому работнику силенок не хватало, скорее сноровки. Но тем не менее сжалившись над его мучениями, я встал на колени, высунулся наружу, ухватил паренька за воротник и втащил внутрь. Хорошо, что настоял на своем и заставил монашка переодеться в лучшее из трофейной одежды. Его прежние лохмотья такого насилия точно не выдержали бы.
— Спасибо…
— Сочтемся, — брякнул я механично и улыбнулся, представив себе, как Митрофанушка тянет меня в гору. Потом закрыл дверь и задвинул засов. Хороший засов, выкованный из цельной железной полосы. Полторы пяди на дверях через три широченные скобы проходит и на три пальца в стену ушли. Даже если косяк снести, без автогена не распилить. И начинать не стоит. Проще стену сломать.
Глядя на мои манипуляции, Митрофанушка странно притих и бочком, бочком попятился к стенке.
— Ты чего? — я обратил внимание на его передвижения, но смысла не осознал. — Не боись, отрок. Кроме нас с тобой и кота здесь больше никого нет. Хотя подвал я еще не осматривал. Сейчас вместе глянем. А дверь я запер, чтобы никто нас не потревожил…
Митрофанушка молчал и только бледнел.
— Эй, да что с тобой такое? Ау, парень, ты меня слышишь?! Ну-ка, быстро пробормочи «Отче наш», или что там положено в таких случаях? А то на тебе совсем лица нет. Привидение узрел?
— Вы?.. — голос у паренька и в самом деле дрожал. Да и не только голос. Его всего колотило, как в трясучке. — Это вы?!
— А что, есть какие-то изменения? — я бегло осмотрел руки и все, что попадало в поле зрения без зеркала. Кажись, все, как было. — Ты о чем?
— Я догадался!.. — Митрофанушка побледнел еще больше, хотя и так был белее сметаны, и обличительно потряс пальцем. — В башне и не должно никого быть. Потому что Людоед — это вы!
— Белены объелся? Или солнцем темечко напекло? — я выразительно постучал себя пальцем по лбу. — Впрочем, тебя столько раз били по кумполу, что бесследно это пройти не могло. Вот и сбрендил…
— Не надо отпираться! Если не вы хозяин башни, то где все? И вообще, как вы нашли сюда дорогу? И плот?.. А еще вы так ничего о себе и не рассказали, хотя обещали. И мешки с отрубленными руками похоронить не дали! С собой забрали… Зачем?
Последнюю фразу монашек почти выкрикнул срывающимся голосом и умолк. Дыхание сперло. От избытка геройства, или от страха, что теперь-то я уж непременно его съем. Живьем и без соли.
Я кивнул и указал на лестницу.
— Понятно. Ты же почти все время без сознания валялся. Так что ничего толком не видел и не слышал. А из разрозненных кусочков целое слепить трудно. Выбирай сам, как поступить. Мы поднимемся наверх, там хоть присесть можно, и поговорим по душам, или закончим начатый мною осмотр башни? Внизу темно, и я вернулся за факелом. Ну, а заодно и тебя кликнул, чтобы не маячил снаружи… Думаю, ничего особенного внизу нет, просто не люблю незавершенных дел. Из них обычно неприятности и начинаются. Как из отложенного нами разговора, к примеру.
Митрофан в раздумье глядел на меня, а я, давая парнишке время на размышление, стал озираться, высматривая факел или свечи.
— Вы что-то ищете, ваша милость?
Голос у монашка еще дрожал, но уже не так заметно.
— Малость пришибленный попутчик еще куда ни шло, но глухой — явный перебор. Я же ясно сказал: внизу темно, надо подсветить. Факелищу. Или свечи…
— Так вон же…
Я взглянул в том направлении, куда указывал Митрофан, и увидел под скамьей продолговатый ящик без крышки, из которого торчали кое-как сложенные факелы.