Витязь

Обычно я мотался за солярой для дизель-генератора в Новолисино, для этого у меня десятилитровые канистры и гордая автомашина, именуемая «буханкой». Дело на полчаса. Но сегодня пришлось прокатиться до Ульяновки, чтобы ещё затариться парафином, глицерином, гипсом и пленкой. Собственно, сама работа на раскопках прекращена, идет консервация на зиму. Половина группы по-быстрому собрала свои манатки и отчалила в сияющий мир ватерклозета, твердого потолка над головой и горячей воды из крана. Как раз на днях резко свернулась золотая осень – как продавщица, вывесившая табличку «закрыто на переучет». Теперь пузатые тучи, втянув воду над Балтикой, опорожняются, где их стискивает холодный фронт, над Ленобластью, точнее, мне за шиворот.

Я в Ульяновке, если честно, задержался

больше обычного. Как-то не хотелось по-быстрому возвращаться на наше насквозь промокшее стойбище. Сходил в местный фастфуд, потом еще раз. Пока я там загружал блины в свой внутренний мир, ко мне подкатил какой-то тип с проницательными глазами, словно предназначенными для поиска пустой стеклотары, и бросил на стол рекламку: «Волхв Вильгельд кладёт требу богам». Дата указана сегодняшняя, адресок указан расплывчато: «около Новолисино». На рекламных фотках простоволосые девы, ближе годам к шестидесяти, толпятся вокруг изваяния фаллического, извините, вида, напоминающего лингам Шивы. В роли волхва – некто с бутафорной бородой и такими же седыми космами. Кого-то он мне напоминает, и не только Деда Мороза. «Тебя там особенно ждут», – осклабился типчик.

Я сперва возразил: «Меня ваши фаллические символы не волнуют. Ваш контингент – девушки предпенсионного возраста. Им, по счастью, уже не угрожает забеременеть от альтернативно одаренных.» Но потом осенило. Волхв – не тот ли самый, который мне недавно имейл прислал? Вдруг расчехлился в реале? Я бы с ним повидался. «Эй, погоди, любезный. А поточнее адресок нельзя ли сообщить?» Но типчик успел раствориться в мокром смутном воздухе, прихватив бутылку пива с моего стола, с помощью которой я ещё собирался поправить настроение…

Чёрт хвостатый дёрнул меня двинуться на раскопки в Ленобласть, а не в Крым, к скифам и грекам на побывку. Думал, ягод насобираю и грибов насушу, да и вообще интересно. Тысячу сто лет назад, а может и пораньше, один отважный полупират, полукупец, сложил здесь голову. И сегодня этого, понимаешь, витязя со всеми его причиндалами раскапывают археологи. Я при них – волонтером; человек «принеси, подай, унеси».

Дальше начинаются разночтения. Андреич, то есть профессор Воздвиженский из питерского универа, а с ним длиннобородый Кораблев из МГУ и Келлерманн из Геттингена, считают, что наш витязь прибыл из земель балтийских славян: области бодричей-ререгов или с острова Руяна, который нынче Рюген. Доцент Красоткин, тоже, кстати, из СПбГУ, пан Хочубей-Ословский, который из трех университетов сразу, и, конечно, херр Роланд «Много Жру и Пью на Халяву» Преториус из Уппсалы – эти стоят на том, что откапываем норманна, натурального шведа в собственном соку.

Я от их гомона давно устал. Мне-то надо видео- и фотосъемку делать, таскать геодезические приборы, топографический план раскопов изображать с помощью ГИС-системы. Копать штыковой и махать совковой лопатой – тоже моя «забава»; затем уже приходят тонкие люди с пинцетами и кисточками. И дизель-генератор на мне, и сейчас вся морока с консервацией, особо много возни с пропиткой древесных находок полиэтиленгликолем.

Хотя, конечно, вижу, что Воздвиженский с Кораблевым правы. Один найденный молоточек Тора – не повод, чтобы остальные находки послать лесом и того парня в норманны записать. Это всё равно, что через тысячу лет по окаменевшему суши, застрявшему в зубах того же Красоткина, определить нас в японцы. Скорее всего, откапываемый витязь приобрел эту безделушку в Бирке – формально скандинавской, где толклись купцы со всей Балтики, а шведские аборигены заманивали заморских гостей к своим прилавкам бодрым криком: «Налетай, подешевело». Если она вообще не «контрафактная», смастеренная лютичами с южного берега Балтики – такие находили при раскопках славянских поселений на реке Пене, что в нынешнем Мекленбурге. Воздвиженский говорит, что с мореплаванием у тогдашних шведов-свеев было туго, даже на их собственной территории-акватории ни одного завалящего драккара не найдено. Получается, что пока свеи ждали у моря погоды, к ним регулярно наведывались славяне с южного берега Балтийского моря. О том, что те были знатными мореходами, можно у Саксона Грамматика прочитать и у Гельмольда с Адамом Бременским, хотя, как говорится, этих хронистов трудно заподозрить в симпатиях к славянству. Кстати, секирок Перуна в захоронении аж три; керамика, фибулы, ножи и пряслица, которые тогда и как монеты использовались – все славянские. А остатки ладьи с заклепками, найденные в захоронении – один к одному то, что находили на южнобалтийском Рюгене, то бишь Руяне.

В общем, Воздвиженский с Кораблевым и Келлерманном замахнулись на серьезный удар по норманизму, по сути, на его добивание. Почти все находки – в пользу теории, что приплывали к нашему берегу по Балтике и бросали якорь в Ладоге не какие-то чужие люди, а балтийские славяне. Cлавяне-вары из Вагрии, где главным городом был Старигард, который нынче Ольденбургом зовется – те самые летописные варяги, прошу любить и жаловать. А выходцы с Руяна, похоже, принесли название «русь» и «русские». Добравшись до Ладоги, приняли они участие вместе с местным населением, которое тоже было не прочь, в создании русского государства. Что вскоре очень пригодилось. Тевтон-то земли балтийских славян сожрал и не подавился, а на Руси зубы уже обломал…

Я по 8-9 часов в день тружусь как пчёлка, хотя на добровольных помощниках обычно только до обеда ездят. А в Керчи работы было б на пару часиков с утра, не более; потом море, шашлык-машлык, ветреные курортницы, не злоупотребляющие одеждой. Иной раз прикрою глаза и… море играет солнечными бликами на яблочках и булочках купальщиц. Не сочтите игру воображения за форму онанизма. Иногда я «вижу» того парня, который тут схоронился, какой он при жизни был. Не то, чтоб как наяву, но, тем не менее, «общаюсь» с ним. Его Слава зовут, как и меня. Святослав, к примеру. Биография его тоже нарисовалась. Славин папаша из бодричского Рарога. Когда город сожгли даны, пустился им мстить. Намстившись, осел на Руяне, где родился и вырос наш герой. Так что он – рус, руянин, голова стриженая, красные сафьяновые сапоги, плащ морехода из грубой конопляной парусины, на поясе нож с двумя волютами, руки жилистые – привычные к корабельным снастям, топору и мечу. На Руяне товар дорог, все-таки остров, так что в том последнем рейсе пришлось древнему Славе заходить в лютичский Дымин и поморянский Волин, а потом, прорвавшись сквозь датские разбойничьи заслоны, добираться до Бирки. Посетив торжище, пошел оттуда на своей ладье к Нево, чтобы бросить якорь в светлобашенной Ладоге, где проживают родственные словены. Но на невском берегу настигла его стрела в стычке с дикарями в звериных шкурах из племени ямь, забредшими с территории нынешней Финляндии. Повезли лечиться к знахарю-шептуну по «тесной реке» Тосно, не довезли… А открываю глаза – в раскопах воды по колено, потому что вместо почвы питерская глина, в палатках всё сочится водой, в сапогах хлюпает, из носа капает.

Недавно на электронную почту пришел имейл от некоего «волхва Вильгельда». Я в него долго вглядывался, выискивая скрытую рекламу, пока, наконец, не уловил суть. Это угроза. За то, что я «потревожил покой инглинга», Велес-де обрушит воды верхние, нижние и меня смоет как жука, заползшего в унитаз. И аниме прилагается для наглядности – божество в виде могучего старца, его борода – дожди, шапка – облака, ноги врастают корнями в недра земные. И виса, то есть скальдический стишок, тоже в меню имеется:

Ничтожный мучит землю,

Сокровища ищет

Инглинга покой нарушив.

Но житель выси

Облик смертного приняв,

Грядет, местью обуян,

Ничтожного

Раздавит гада.

Похожие имейлы Воздвиженскому и Кораблеву пришли. Так что я, «гад ничтожный», в хорошей компании оказался. Насчет «инглинга» справочку, кстати, навёл – оказывается, у нас на просторах экс-СССР, а не в Швеции какой-нибудь, ребята такие есть, которые себя не только родноверами, но инглиистами, называют. Типа они – утонченные европейцы, к получению грантов готовы.

Но, что правда – воды действительно обрушились…

А на обратном пути из Ульяновки, у развилки дорог, я увидел кое-что. Или кое-кого. Не так чтобы четко, как по телевизору, но всё же. Как будто в струях дождя, ставших густыми и вязкими – сгустился некто из вод, высоченный, косматый и старый, с четырьмя лицами. И разевая в неслышном вое щербатый рот, тянет руки-струи к моей «буханке», оплетает её и тормозит.

Когда я проморгался и пришел себя от ужаса, то никакого сгущения вод уже не было, и «буханка» закончила буксовать на склизких колдобинах. Я это на свою контузию списал – ту, что с Донбасса привез. Там как-то раз мирняк выводил из-под обстрела, поэтому пришлось гарцевать почти что по открытой местности, а «вышиванки» сыпали подарочками из 120 миллиметрового калибра, не скупились. Одна из мин приземлилась около ближайшего мусорного бачка. Тогда мне показалось, что огонь медленно раскалывает ее оболочку и растекается, как по сосудам и капиллярам, протыкая воздух и превращая летящий мусор в огненных птиц. Моего деда, кстати, в Великую Отечественную контузило примерно в тех же краях – у него затем регулярно тик случался нервный. А у меня вследствие контузии порой такое ощущение возникает, что пространство тянется за мной, словно вязкая жидкость. Ну, как полиэтиленгликоль. Тянется и не отстает, приклеивается, пытается затормозить время, и даже твердые нормальные предметы становятся тягучими, клейкими. Но это, наверное, куда лучше, чем тик и прочие подергивания. А в остальном, я в норме. Если не считать того, что общаюсь с тем витязем из раскопа. Так это ж игра воображения, которому есть от чего разыграться.