Витязи из Наркомпроса
Шрифт:
— Там же, где и всегда! Со своим народом. Ведь это мы рать иноплеменную всегда готовы отражать всеми средствами, а участвовать в братоубийственной бойне, уж увольте-с… Тем более, несть власти аще, как от Бога! Если ни един волос с головы не может пасть без воли Божией, то кто же самочинно может утвердить свою власть над каким-либо народом. «Господне есть царство, и Он — Владыка над народами».
— И безбожные большевики? — ядовито спросил Бекренев.
— Э! Тут надо различать. Одни правители богоугодны Ему. Их Господь венчает и помазывает их на царство: пророк Давид, св. Константин Великий, кесарь Юстиниан, св. царица Пульхерия, св. великий князь Владимир и
— Куда только? — удивился Бекренев.
Высокий островерхий, крытый красной черепицей совершенно сказочного вида теремок, высившийся на лесной опушке, театрально подсвеченный восходящим солнцем, походил на что угодно, только не на школу.
Ведь любая школа, будь она самой передовой или сугубо экспериментальной, где преподавание ряда предметов велось на недавно развенчанном буржуазном псевдо-языке эсперанто, неизменно носит на своем внешнем облике неизбежные следы казенщины! От побеленных известью гипсовых пионеров во дворе до барельефов Основоположников в лепном картуше над высокими распашными (обязательно, открывающимися наружу!) крашенными коричневой половой краской дверьми, за которыми уныло дребезжит неизменный звонок…
Но нет! На фигурно-резной, как в Берендеевом тереме, балясине высокого крытого шатровой крышей крыльца скромно синела табличка: «Наркомздрав С.С.С.Р. Зубово-Полянская Санаторно-Лесная школа им. Семашко». Действительно, это была школа.
— Однако, Наталья Юрьевна, мнится мне, многогрешному, что малость вы промахнулись. Сие вовсе не ваша епархия! — постучал о. Савва по табличке согнутым пальцем. — Скудельница это для чад неразумных…
Действительно, это учреждение в первую голову было лечебным, а уж потом учебным. В такие лесные школы направлялись в соответствии с показаниями дети, состоящие на учете в диспансерах: туберкулезных, психоневралгических… Впрочем, в иные лесные школы брали детей «с заболеваниями сердечн. — сосуд. системы, с нек-рыми хронич. неспецифич. заболеваниями орг. дыхания, с болезнями орг. пищеварения», как о том в свойственном ей лапидарном ключе сообщала МСЭ.
Жили здесь дети на полном государственном пансионе, подолгу, не менее четырех месяцев, а то и круглогодично, поправляя потихоньку здоровье да заодно уж как-нибудь и учась, в силу своих ограниченных возможностей.
Актяшкин, похожий в своих немыслимых лохмотьях на старорусского юродивого у ворот княжьего терема, чуть косолапя, подбежал к крыльцу и несколько раз костяно стукнул по дубовой двери, поверх которой уютно угнездились, вместо Маркса-Энгельса-Ленина, Сирин и Алконост.
Дверь мигом распахнулась, будто гостей давно и с нетерпением ждали. Уютно пахнуло наваристыми щами и гречневой кашей, и на крыльцо высыпала целая орава малышни, что-то радостно завопившей вроде бы даже и по-русски, да как-то и не понятно вовсе…
Впрочем, их веселое лепетание загадкой для о. Саввы не было: детишки искренне радовались
Наташа растерянно и испуганно смотрела на радостную детскую возню… одно дело, слушать в техникуме урезанный до самого не балуйся курс дефектологии, а другое, самой видеть вот это…
Прямо-таки картинка из учебника: у каждого явная диспропорция между небольшим черепом и нормальным ростом, резкое недоразвитие мозговой части черепа по сравнению с лицевой, низкий покатый лоб, чрезмерное развитие надбровных дуг, вытянутая форма головы…
Наташу кто-то осторожно подергал за брючину. Обернувшись, она увидела сопливого, как ерша, мальчишку, со сказочно-белоснежными волосами. Худой ручонкой, покрытой, словно рыбья чешуя, сухими чешуйками кожи, он, лучезарно улыбаясь, протягивал ей расписанную чудесными сказочными цветами деревянную свистульку.
Наташа присела на корточки, крепко обняла малыша, вдохнув его совершенно нечеловеческий, какой-то волчий, звериный запах, взяла из его страшных ручек свистульку и осторожно свистнула.
Малыш радостно всплеснул ладошками, ласково ткнулся в Наташину щеку мокрыми губами, прогукал что-то восхищенное.
Актяшкин, на котором, словно на дереве, повисли пяток детишек, протянул руку Наташе, и стал говорить что-то горячо, убежденно, вроде бы даже и на русском. Но она не понимала ни одного его певучего слова…
Правда, дети, видно, его хорошо понимали! Потому что они с радостным неземным щебетанием окружили гостей хороводом улыбок и радостных прикосновений, и повлекли их вглубь терема.
— Савва Игнатьевич? На каком языке они вообще говорят?
— На ангельском, Наталья Юрьевна… На ангельском! — убежденно отвечал батюшка.
… В уютной светлой горнице, на одной из стен которой темно-зеленым ковром висела большая физическая карта, в окружении своих радостно, как канарейки, щебечущих воспитанников гостей принимал сам хозяин сказочного терема, похожий на изрядно отощавшего Айболита.
Кстати говоря, о. Савва искренне не понимал, почему этого сказочного персонажа так любят изображать в детских лечебных учреждениях: ведь доктор Айболит, кажется, был ветеринаром?!
— Да, судари мои… И занесла же вас нелегкая в наш тихий уголок? Последняя, можно сказать, остановка перед землями незнаемыми… — с усмешкой приветствовал путников добрый доктор.
— Что значит, незнаемыми? — крайне удивилась Наташа. — Чай, не Амазония! Затерянного мира с динозаврами мы тут не найдем! Земли у вас обычные, наши, советские…
— Земли-то да, совецские, да только власть там соловецская…, (так в тексте) — покачал седой головой старый врач. — Извольте видеть: вот здесь, на стыке нашего, Зуб-Полянского, а также Торбеевского, Теньгушевского и Темниковского районов располагается… располагается…
— Что? — осторожно спросила Наташа.
— Наш Филимон Кондратьевич сказал бы: Царство Идевьмеся…
— Чье-чье? — подозрительно прищурился о. Савва.
— По-татарски это будет Шайтан, а по-вашему я его и называть не хочу… Не нужно его здесь поминать, уж очень он тут близок! — с неожиданной разумностью сказал вдруг Актяшкин, ни на миг не прерывавший бесконечную возню с малышами. — Видите? Это всё его старания…
— Филипп Кондратьевич! Ну сколько же можно? — с укоризной покачал головой главврач. — Мало вам, что за вашу диссертацию вас в психбольницу упаковали? Слава богу, там тогда наш земляк, доктор Ганнушкин, служил. Хороший человек! Он еще Есенина в своё время в психушке от суда спасал…