Византийское наследство
Шрифт:
— Ваше императорское величество полностью правы — турок надо окончательно обескровить и победить, чтобы впредь нам угрозы с их стороны не было. И тогда мы твердо встанем в Святой Земле!
— Потому эскадра контр-адмирала Грейга из двух новых корветов и пяти бригов отправляется в сентябре в плавание к африканским землям. В бухте Делагоа португальцы отвели нам владения — построим там крепость. И еще пару удобных мест освоим, станут нашими первыми колониями. А потом мы начнем войну — а вы нас поддержите!
Иван Абрамович стал напряженно следить
— Грейг войдет с вами в отношения — договоритесь о совместной атаке Массауа с гор и со стороны моря. На кораблях будут португальские наемники — они составят десант. Захватывайте гавани и близлежащие острова — турецкие корабли уничтожайте. В помощь я вам отправлю еще одну эскадру, так что смело атакуйте османские владения. Делайте все возможное, чтобы оные земли отпали от прежде «блистательной» Порты!
Иван Антонович усмехнулся, закурил папиросу, и внимательно смотря на карту, негромко произнес:
— А как только мы утвердимся в Палестине, то к заливу Аккаб протянем ветку конки, а вы отправите туда корабли. Вот с этого момента мы встанем твердо на Святой Земле, и я приму третий императорский титул!
Глава 13
Санкт-Петербург
Министр Коллегии Просвещения
Президент Академии Наук
сенатор, профессор и кавалер
Михаил Ломоносов
вечер 4 октября 1774 года
— Михайло Васильевич, этот вопрос даже не обсуждается! Люди из 3-го отделения приставлены к вам в качестве охранников, и отвечают за вашу драгоценную жизнь собственной головой!
Я говорил с врачами — они мне сказали еще десять лет назад, что вам нужно опасаться сквозняков и простуд. Зная ваш неуемный характер, я приставил надежную охрану, благодаря бдительности которой вы прожили девять дополнительных лет…
Император медленно прошелся по кабинету, лицо было хмурое. А ученый почувствовал себя неуютно — он пришел в очередной раз с жалобой на действия «церберов», и впервые Иоанн Антонович заговорил с ним таким непривычным тоном.
Ломоносов было вскинулся ответить монарху, но тут его сознание зацепило последние слова — «девять дополнительных лет». И академик мгновенно вспомнил, что уже осенью 1764 года его фактически выслали в солнечную Италию, вместе с механиком Ползуновым. А затем чуть ли не ежегодно, с осени до мая, он постоянно проводил время с семьей в теплых краях, но когда оказывался в Петербурге, то в доме поселялись неулыбчивые люди, как он считал из Тайной экспедиции, ненавязчивые и старавшиеся выглядеть незаметными, но на удивление внимательные.
Но вот к окнам прислуга не подходила, и тем более, никогда не открывала их, несмотря на категорические требования ученого. Попытки же самому их открыть пресекались — когда на пути вырастают два мордоворота и ссылаются
— Я должен был умереть девять лет назад от простуды?
— От воспаления легких, Михайло Васильевич! Без антибиотиков такое заболевание неизлечимо! Также как Иван Ползунов должен был помереть от туберкулеза… От чахотки, я хотел сказать — но болезнь у него удалось придушить на первой стадии, и он с той поры живет исключительно на юге, а теперь перебрался в Крым — хотя сильно возражал. Но со мной не поспоришь — если нельзя убедить, то могу приказать ради общего блага.
— Так, интересно…
Михаил Васильевич в задумчивости покрутил головой — он привык к удивительным знаниям, которые проявлял император, привык что ли, списывая их на отточенный ум и природные дарования. Но тут оказывается дело не только в них, но и в том, что научному объяснению совершенно не поддается ни в каком случае.
И академик решительно спросил, хотя прекрасно знал, как не любит отвечать Иоанн Антонович на заданные ему вопросы личностного характера, как всегда уходит от них, или решительно пресекает.
— Вы обладаете даром предвиденья, государь? Видите грядущее, простите меня за этот вопрос?! Я помню прорицания блаженной, что были произнесены в Петербурге десять лет тому назад — и кровь тогда пролилась в каналах и реках…
— Она должна была пролиться — блаженная это видела. Так и я — вы можете представить, что за восемь лет нахождения в Шлиссельбурге я многое узрел, как во сне. Это трудно объяснить, но именно так и было. Я видел вашу смерть от пневмонии в первый год моего царствования, а Ползунова на второй — он даже работу машины своей не увидел!
Император прошелся мимо оцепеневшего ученого — Михаил Васильевич осознал, что ему сказали правду. И на душе заледенело — он должен был давно истлеть в земле, но благодаря монарху живет и вполне неплохо себя чувствует, несмотря на 63 года. Да, тяжело ощущать такое — что чудом избежал смерти и спасся благодаря заботе монарха.
— Как вы думаете, я должен был спокойно принять тот факт, что выдающийся русский ученый умрет от воспаления легких, не совершив еще много чего полезного. Охрана вас защищала и оберегала вас от сквозняков, но разве она вмешивалась в научные диспуты, где вы частенько колотили своих оппонентов, не сойдясь с ними в точке зрения?!
Император фыркнул, сдержав смех, а Ломоносов улыбнулся — действительно, никто ему не помешал избить «норманистов» в пылу академического спора и буквально «продавить» свою концепцию русской истории, к вящему удовольствию появившихся «славянофилов».
— Просто многие вещи, которые тогда видел, я старался донести до тех, в чьих руках была возможность претворить их в жизнь. Только и всего, а наука просто должна принять тот факт, что такие видения существуют, и не отвергать существование Творца!