Включите северное сияние
Шрифт:
Есть, конечно, разные способы думать. Однажды, еще в ту далекую пору, когда вместо касс сидели в троллейбусах живые кондукторы, вошел в троллейбус мальчик и положил вместо денег в протянутую руку кондуктора кусочек сухого льда.
— Ай! — сказала кондуктор.
— Жарко или холодно? — спросил мальчик.
Кондуктор его за ухо. Мальчик, вырываясь, объясняет: — Я не хотел вас обидеть. Я только хотел спросить — жарко это или холодно? Я сам никак не пойму.
— Это лед, — сказала кондуктор.
— Чего же он
— Не знаю. Наверно, в нем сильный мороз.
— Вам нужно учиться, — сказал мальчик.
— И тебе, — сказала кондуктор. — Садись, прокачу до кольца и обратно. — Когда мальчик сел рядом с ней, кондуктор сказала: — Осенью пойду в техникум.
— А я в первый класс, — сказал мальчик.
И некоторое время они сидели молча, наверное, вглядывались в свое будущее, в котором не будет обмана.
— Нет такого чувства юмора, — наконец решительно заявил Ленька. — Органа такого нет у людей. Зрение у человека есть — раз. Слух у человека есть — два. Нюх — три. Осязание — четыре. И все.
— А когда человек смеется и плачет? — подскочила к нему Наташка и тут же загнула два пальца.
— Над этим я думал. Смеется, или плачет, или вздыхает, когда ему делать нечего. Эмоция называется. Книжки нужно читать. — Ленька скользнул взглядом по Наташке, словно пылинку сдул. Остановил глаза на Коле и отступил на шаг, чтобы как следует его рассмотреть, так сказать, с высоты своей образованности.
— Академик, — сказал Коля почтительно. Взял со стола Ленькину книжку. Посмотрел заголовок. — Детективы читаешь? Я их сто штук прочитал. Мура. Все эти шпионы мелко вредят и крупно проваливаются.
Наташка посмотрела на него уважительно.
— Я ему сколько раз говорила. А он все читает и в голове кого-то все ловит.
— Мура, — повторил Коля. — Что про них читать, когда я их живьем видел. — Коля грудь выпятил и подбородок вперед выставил. — Ты спроси у меня, спроси, видал я шпионов?
— Врешь, — сказал Ленька.
— Врать не приучен. Мы с Санькой аж на Дерибасовской троих видели. В кожаных куртках, в темных очках. Вытаскивают аппаратики, штук по десять у каждого, и щелк, щелк во все стороны...
— В Одессе — должно быть. В Одессе — согласен. Город большой, прятаться в нем легко. Только там, наверное, шпионов майоры ловят с собаками и подполковники. Вам с Санькой небось не поймать. Они вас обведут как миленьких и на пляже спрячутся среди голяков.
— И на пляже не утаятся. Я их и голых насквозь увижу — от и до, — важно сказал Коля.
— Свистишь, — сказал Ленька.
— Я свищу? — Коля снова грудь выпятил. Походил немного, нахмурившись, и спросил вдруг: — Если у человека хороший нюх, кем он будет?
— Собакой, — ответил Ленька простодушно. Коля слегка покраснел.
— А если у человека и нюх, и слух, и зрение хорошие, кем он тогда будет?
— Хорошей собакой, — ответил Ленька. Наташка
— Юмор развили, да?.. Разведчиком такой человек будет! — Коля снова выпятил остренький подбородок вперед, прошелся по комнате и спросил, ткнув Леньку пальцем в грудь: — Спроси меня, что сегодня на обед? Ну, спроси.
— Что дадут, то и съешь, — сказал Ленька.
— Рыбу дадут, — торжественно сказал Коля. Наташка давно искала трещинку в разговоре.
— А какую рыбу? Не знаешь, — сказала она. Коля, принюхиваясь, сделал по комнате круг.
— Треску!
— Ой, треску-у. — пропела Наташка. — Ишь ты — нюх применил. Под кроватью дыра в полу. Мы бы с Ленькой тоже унюхали.
— Унюхайте, что на гарнир, — скомандовал Коля. Ленька и Наташа разом нырнули под Ленькину кровать. Там в полу вокруг трубы парового отопления, которую недавно меняли, имелась довольно широкая щель. Может быть, ее не заделали из-за какой-нибудь технической надобности, но скорее всего — не успели, оставили до понедельника. Ленька и Наташка сунули в нее свои носы. Коля устроился рядом с ними.
Один мой знакомый в детстве безошибочно находил конфеты, куда бы мама их ни запрятала. Придет из школы, принюхивается и направляется прямо туда, где конфеты лежат: к буфету, кровати или кухонному шкафчику. У его мамы тоже был талант. Возвращаясь с работы, она направлялась прямо туда, где был запрятан дневник с замечанием учительницы.
А сейчас мой товарищ ненавидит конфеты, а его мама никогда не заглядывает в дневник своего внука.
— Макароны будут на гарнир, — наконец сказала Наташка.
— Я люблю макароны, — признался Лёнька. — И оленьи котлеты люблю.
Коля засмеялся по-доброму.
— Нет у вас нюха. И соображения нет. Кто ж это рыбу с макаронами подает. Картофельное пюре будет и кусок соленого огурца.
Наташка снова сунула нос в дырку.
— Насчет пюре — согласна, — сказала она. — А как ты огурец унюхал соленый?
Коля опять засмеялся. Лег на спину, принялся тренькать кроватной пружинной сеткой.
— Да не унюхал. Загляни в дырку-то. Что на блюде лежит?
— Огурцы, — уныло сказала Наташка.
— Вот, враг, и впрямь огурцы, — сказал Леньки. — А я знаю, что на третье дадут. В воскресенье на третье всегда апельсины дают.
— Тише, — сказал Коля. — Концерт для матраца с оркестром. — Он принялся тренькать на всех пружинах. Спел на разные голоса: "Четвертый день пурга качается над Диксоном, но только ты об этом лучше песню расспроси..."
— Ну, ты молоток, — сказал Ленька восхищенно.
— Молоток, — согласился Коля и опять спросил грустно: — Чего ж он меня встречать не пришел? Может, я ему и не нужен? — Он посопел немного, тренькнул самой печальной пружиной и добавил, бодрясь: — Тогда я совсем сиротой буду — круглой.