Вкус смерти
Шрифт:
— Ты словно недоволен, что он такой беспечный.
— Я доволен. И все же, Серый, нам не надо спешить с выводами. Стоит еще присмотреться. Постараться понять, почему он себя так ведет.
— Ты в чем-то сомневаешься?
— Как ты думаешь, почему за много лет риска меня ни разу не накололи?
— Не знаю.
— По одной причине: я всегда во всем сомневаюсь.
— В чем сомневаешься сейчас?
— А вдруг генерал подставляется?
— Ты спятил, Железный? Чтобы подставляться, надо по крайней мере
— Не знаю.
— Не мог.
— А если?
— Каким образом?
— Что, коли они накололи Зеленого? Почему этот обормот исчез так внезапно?
— Брось, Железный. Мы ведь все выяснили. Аппендицит может прихватить даже тебя. Это проверено. Сосед по палате у него уголовник. Шпана, по-русски.
— Ладно, оставим. Ты спросил, как могли на нас выйти, я тебе дал вариант. А их может быть не один. Есть немало других.
— Предательство?
— Я сказал: кончили. Лучше думай о том, где копать картошку.
— Лично я бы выбрал этот лужок. Удобное место.
— Мне оно не нравится.
— Почему?
— Потому что слишком удобное. В таких местах нормальные люди обязательно будут настороже.
— Слушай, Железный, ты — псих. Это же русские. Ты служил в их армии?
Железный ощерил зубы в усмешке:
— Где я служил, там меня давно нет.
— А я служил у них. Возил командира полка. Водитель ефрейтор Курт Соо, честь имею. Так вот, ни у меня, ни у командира полковника Осипенко никогда и мысли не было, что на нашу машину кто-то может напасть. Даже в поле мы садились перекусить под любой куст, а мой автомат так и лежал в машине. Это называлось чувством хозяина. И его из русских не так-то просто выдавить, поверь мне, Железный.
Перед заходом солнца Прасол и Тесля проверили место, где был замечен блеск оптики. Железный выбрал наблюдательный пункт весьма умело. Это свидетельствовало о его высокой квалификации. С горушки открывался прекрасный вид на всю пойму ручья. Хорошо просматривалась дорога. Наблюдатели, располагавшиеся здесь, даже не пытались скрыть следы пребывания. Да и зачем? Кто запрещает людям облюбовать местечко под деревом, посидеть под ним, покурить, перекусить, поболтать? Трава вокруг была изрядно примятой: люди Железного здесь толклись не один день.
Утром следующего дня «генерал» выехал из гарнизона по обыкновению в девять. «Уазик» не спеша бежал по дороге. Сидевший за рулем Тесля держал на спидометре цифру «50».
Двое раздетых по пояс мужчин косили траву на лугу неподалеку от мостика через ручей.
— А ведь это они, — сказал Прасол уверенно.
— Почему так решил? — поинтересовался Шарков с немалым сомнением. — Тут местные нередко сенцом промышляет. Да и смысл какой нашимглаза мозолить?
— Именно в этом. Чем они здесь будут чаще маячить, тем меньше на них станут обращать внимания. По-моему, я даже узнал, кто они. Тот, что слева, Халликаспруун — Бурый. Справа, который пониже — Суур — Большой.
Тут же Прасол положил руку на плечо Тесле.
— Остановись и сходи в кусты на противоположную сторону. По малым делам. Допустим, вид этих кустиков у тебя вызывает рефлекс…
— Зачем?
— Пусть привыкают к мысли, что мы беспечны и на них не обращаем внимания.
— Проводим подкормку? — спросил Шуршалов языком заядлого рыбака. — Пожалуй, я тоже сбегаю в кустики. Ловись рыбка, большая и маленькая.
Когда машина миновала косцов, Большой отер со лба пот, оперся на косу и проводил «уазик» глазами. Бурый на мелочи не разменивался. Он продолжал косить как ни в чем не бывало.
— Они на крючке, — сказал Большой довольно. — Только подсечь.
Бурый старательно махал косой, врубаясь в сочную зелень с яростью заядлого фермера.
Вечером на машине Шаркова Прасол проехал по дороге в обратную сторону. На полянке возле края болотины стоял аккуратный стожок.
— Я сомневаюсь, — сказал Шарков, — что утром работали нашиклиенты. На кой им было скирду ставить?
— Ты, Андрей, истинный горожанин. Верно? Вот и показалось тебе, что стожок — это скирда. Но заметь такую деталь: крестьянин на несколько дней оставил бы укос подсыхать. Или увез с собой, чтобы сушить сено дома. Мокрую траву не стогуют. Значит, у наших фермеров был другой интерес. Остановись.
Они прошли к стожку, постояли, делая вид, что заняты делами естественными. Осмотрелись. Стожок оказался неплохо сделанным шалашом.
— Я бы сюда посадил снайпера, — признавая поражение, сказал Шарков.
— А я под этот балаган заложу мину, — пообещал Прасол. — Ты мне Астахова призови под знамена. Не сейчас, а когда надо будет.
На другой день, когда сосед Ныыма был на процедурах, в палату, помахивая старенькой потертой планшеткой, вошел Шарков. Показал Ныыму удостоверение.
— Капитан милиции Сидоров. Уголовный розыск. У нас есть сведения, что ваш сопалатник — уголовный преступник. Вы с ним два дня. Не заметили ничего подозрительного?
Ныым ощутил, как злорадство вскипает в нем. Вот и представилась возможность сосчитаться! Этого русского, который унизил гордого Белого, а его, Ныыма, именует только чухной, стоит примерно и зло наказать. Так ему, грабителю с большой дороги, и надо! Ныым уже не сомневался, что его сосед-Лешка — грабитель.
— Да, гражданин начальник! Я его сразу подозревал. Он нехороший. С ним надо быть всегда осторожно. Очень. У него есть нож и пистолет.