Вкус заката
Шрифт:
– Но сам я каждый год, пока не уехал из Вроцлава, в день ее рождения приносил на могилу живые цветы. Белые розы, как она любила, – закончил Павел.
– Почему? – спросила я.
Он повернул голову и заглянул мне в глаза:
– Просто я думал, что в могиле лежит она. Моя сестра Эва!
– Как…
Я осеклась. Сначала я хотела спросить «Как это возможно?», но кое-какие мысли по этому поводу у меня уже были, так что более важным вопросом показался другой:
– Почему ты решил, что это Эва?
Павел тяжело вздохнул.
– У моей сестры на левой руке, чуть выше локтя, был большой некрасивый шрам. Длинный,
Павел криво усмехнулся:
– В детстве я был поразительно предприимчив! И весьма наблюдателен. Я увидел на предплечье той старухи длинный зубчатый шрам. Правда, у Эвы это был рельефный красно-синий рубец, а у старухи – розово-белая линия на темной коже, но рисунок тот же самый. Зигзаг молнии!
Я тихо ахнула.
– И еще кое-что… В траве рядом с телом нашли сухую змеиную кожу. Вроде ничего такого особенного, но! – Павел сделал значительную паузу. – Как раз в тот вечер я сделал сестре очередную мелкую пакость: вытащил из Эвиной книжки закладку и положил вместо нее змеиную кожу, которую нашел в саду. Очень мне, знаешь ли, хотелось увидеть, как неженка сестрица напугается и завизжит!
Он пытливо заглянул мне в лицо:
– Ты мне веришь или думаешь, что я сумасшедший?
Прежде чем ответить, я хорошенько подумала:
– Я очень не хочу тебе верить!
– Понимаю, – согласился Павел. – Но и ты теперь понимаешь, почему на меня произвела такое большое впечатление эта история в местных газетах!
– И почему ты отнес на могилу Герофилы большой букет белых роз, – кивнула я.
– Кстати, я забыл упомянуть еще одну деталь. – Он потер лоб и отвел глаза в сторону.
– Говори, – попросила я, чувствуя, что по спине побежали ледяные мурашки.
До сих пор не бежали, а теперь, когда все страшное уже рассказано, вдруг помчались наперегонки!
– На следующее утро кто-то оборвал в саду пана Адама Тишинского все красные розы и засыпал их лепестками ту самую поруганную ромашковую клумбу!
Мурашки на моей спине разом превратились в крылатых бабочек и дружно взлетели, обдав мои лопатки холодным ветром.
– Ну, ничего себе! – тупо пробормотала я.
Утреннее прощание было скомканным – мы с Павлом расстались торопливо и неловко. От состоявшегося разговора осталось ощущение непозволительной интимности, близости настолько тесной, что она воспринималась как болезненный дискомфорт. Я, правда, проявила вежливость и предложила Павлу вместе позавтракать, но он неубедительно сослался на срочное важное дело и поспешил уйти. Оставшись одна, я почувствовала облегчение. Я нуждалась в одиночестве.
Вообще-то я люблю людей (особенно мужчин), и их присутствие меня обычно не тяготит. Обладая навыком отделять важное от второстепенного и умением сосредоточиться на первом, всегда можно абстрагироваться от ситуации и эффективно работать в любых условиях. Я, например, вполне в состоянии провести результативные переговоры в разгар шумной вечеринки, ответить на важное деловое письмо в тайм-ауте любовной игры или накатать текст срочной новости в такси по дороге в аэропорт. Тем не менее, когда рядом со мной есть кто-то еще, я автоматически корректирую свое поведение, и часть моего сознания занята этим. И только в полном одиночестве я могу отпустить на волю своего внутреннего цензора и собрать в одно целое личность, обычно раздробленную на множество ситуативных ролей – жены, любовницы, подруги, начальницы, коллеги и так далее.
Закрыв дверь за Павлом, я ощутила удовольствие от того, что в данный момент никому не принадлежу даже малой частью самой себя. Я ничья и могу распоряжаться собой по собственному усмотрению! Это самое восхитительное чувство, только гораздо более сильное, я впервые испытала много лет назад – после развода с первым мужем. Тогда это было для меня откровением свыше!
Осознать, чего ты стоишь, а потом еще и понять, что такое сокровище принадлежит только тебе, – это настоящий переворот жизненной философии. Причем в результате этого переворота в доминирующей позиции «сверху» оказываешься ты! Настоятельно рекомендую всем закрепощенным женщинам.
Хотя это не главное. Важнее то, что в полном одиночестве я могу отдаться делу, если оно того требует, «на все сто». И в данный момент такое захватывающее дело у меня имелось: мне надо было серьезно подумать.
Я вернулась в постель, поудобнее устроилась в подушках, натянула одеяло до ушей и закрыла глаза.
Итак… Что мы имеем?
А имеем мы страшную сказку о злом старике, который очаровывает милую юную девушку и в процессе физической близости превращает ее в дряхлую старуху.
Подумаем, а так ли уж это невероятно?
Современные ученые говорят о существовании двух типов старения – естественного и преждевременного. Последнее могут вызывать и внешние причины, и внутренние.
В 1886 году в медицине впервые был описан синдром преждевременного старения у детей – эта болезнь получила название «Прогерия Хатчинсона-Гилфорда». Это не сказка, а кошмарная реальность. Жертвы синдрома прогерии стареют в десять раз быстрее обычных людей. У полуторагодовалых детей начинает необратимо стареть кожа, выпадают волосы, замедляется рост и появляются болезни старческого периода, хотя их разум развивается в соответствии с реальным возрастом. Синдром проявляется в среднем у одного из восьми миллионов новорожденных. С конца девятнадцатого века было зафиксировано более сотни случаев заболевания прогерией. Большинство детей с этим ужасным синдромом скончались от старости в подростковом возрасте.
Совсем недавно исследователи из Национального института здоровья США выяснили, что у взрослых процесс старения происходит точно так же, как у детей с синдромом Хатчинсона-Гилфорда. А генетики обнаружили, что прогерия возникает из-за мутации всего лишь одного гена!
Получается, что старость, если она пришла не по расписанию, это болезнь.
– Неужели – передаваемая половым путем? – съязвил мой внутренний голос.
Я только пожала плечами.
В вопросе преждевременного старения я не специалист, однако подозреваю, что и специалисты об этом пока знают не слишком много. Пожалуй, нельзя исключать вероятность существования какой-то редкой, но смертельной болезни, жертвы которой внезапно стареют в считаные минуты, как это случилось с сестрой Павла.