Владетель Ниффльхейма
Шрифт:
Бездна, проглотившая дождь, вновь наполнялась туманом, пряча от глаз скалы и уступы.
Но Алекс знал — они есть.
— Домой отправился Космобородый, щит алый подняв над драккаром своим. И многих встречал он огнем и железом. И крови бессчетно волнам отдал. Смеялись крылатые дочери грома, свистели ветра и череп Имира багрянца был полон. И все говорили: вот хёвдинг, подобный делами героям, что мир сотрясали во славу богов. Лишь черная кошка хитро? улыбалась да в спину смотрела.
Здесь нет кошек, да и вообще ничего, кроме
Идут. Догоняют.
Торопят.
Алекс не станет бежать: опасно бегать над бездной.
— И вот Трюггассон сказал кошке так: чего ты желаешь? Готов был отдать и злато, каменья, людей, корабли, но кошке-то что до людского богатства? Мяукнула лишь и исчезла в ночи.
Мьёлльнир замолчал. И Алексу стало совсем жутко, прямо до слез. Всхлипывая, он карабкался, переползал со ступеньки на ступеньку, спеша преодолеть их как можно больше. Туман догонял.
— Дальше! — потребовал Алекс, останавливаясь. Всего на секунду, чтобы перевести дух. — Дальше что было?
— Он начал убивать кошек. И черных, и рыжих, и белых, всяких, которых встречал. Он ненавидел их столь же люто, сколь ненавидел данов и свеев. А потому резал, колол, топил и жег. Только одну, ту самую, которая пила из лужи кровь Хельги, так и не сумел поймать.
Туман тотчас вылепил десяток кошек. У них были нелепые раздутые головы и тоненькие лапки, которые разъезжались и разрывали тело надвое.
— Кошки ведь не было, так? — Алекс поднялся. — Не было никакой кошки?
— Не было, — согласился Мьёлльнир. — Кошки не было. А страх был. Страх…
— Я знаю: страх — убивает.
И то, что идет по следам Алекса, не слишком-то торопясь, потому что не сомневается: бежать некуда, оно тоже собирается убить.
Когда-нибудь потом.
А ступени закончились. Биврёст превратился в ленту, разноцветную, как рукоять старого ножа, который отец хранил в память о чем-то, а о чем — не говорил. И как на ноже, на мосту виднелись глубокие царапины. Некоторые плитки вывалились, и бездна лукаво поглядывала на Алекса снизу.
Первый шаг дался с трудом, а второй был ничуть не легче первого, но в конечном итоге это уже не имело значения. Впереди, вспарывая рыхлые туши туч, поднимались горы.
— Знаешь, — сказал Алекс, придерживая рукоять Мьёлльнира. — Мне здесь как-то… не нравится.
Не было позвонков и костей, не было штыря, который держал кости. И рог, преградивший путь, вовсе не золотом пылал. Медь позеленела от времени и в прикосновении была скользкой, противной. Но Алекс все равно взял рог в руки, содрогаясь от отвращения.
Но дуть передумал.
Алекс шел над бездной, разглядывая ее в прорехи плит. И удивляясь тому, что еще совсем недавно боялся. Бездна злилась на Алекса, протягивала бесплотные лапы, но не имела сил схватить и стащить с моста. Мьёлльнир молчал, и каким-то совсем уж нехорошим было это молчание.
Приближались
— Если ты хочешь, — очень тихо произнес Мьёлльнир, — то еще не поздно уйти.
— И до конца жизни гоняться за кошками?
Обындевевшие ресницы норовили слипнуться, глаза резало осколками льда, но Алекс шел, уже не думая про мост и про бездну, про то, что упадет или замерзнет. И семицветная дорога Биврёста закончилась у гранитного языка.
— Мы дошли? А дальше что?
Мьёлльнир молчал. Мьёлльнир не нужен, ведь Алекс все видел сам. Повернувшись к пропасти лицом, он поднес рог к губам и дунул, сколько было сил.
И не воздух — сам Ниффльхейм завизжал. Сотни и тысячи голосов ударились о низкое небо, и разбились, упав в пропасть. Но продолжая жить, они карабкались, цеплялись искореженными руками за копья и стрелы, чтобы снова упасть. Тени заполняли бездну. И бездна задыхалась под их тяжестью.
Биврёст же вздрогнул под весом восьминогого жеребца. Птицей летел он, но пусто было седло.
Алекс поднял молот.
Ближе!
Пена срывалась с конской морды. В шалых глазах плясали грозовые отблески. Хрипел восьминогий.
Описав дугу, молот ударил о камни. Брызнули искры. Застонал Биврёст, но выдержал первый из ударов. Алекс же, сдерживая стон в вывернутых руках, ударил снова, и снова… и уже потеряв счет ударам, крушил радугу.
Пела бездна. Выли звери гор. И с хрустом разламывался хребет мира. Он порвался, как рвется натянутая струна и, взлетев под самый купол неба, рассек его и новорожденное солнце.
— Время, — сказала бездна.
И восьминогий жеребец встал на дыбы. Его копыто с полумесяцем подковы коснулось лба, но не ударило, лишь оставило глубокий след.
— И дальше что? — Алекс вытер кровь со лба.
Ему случалось ездить верхом. Однажды. Но там — на манеже с желтым песком, под пристальным взглядом инструктора — другое.
Алекс вцепился в стремя и в серую волчью шкуру, заменявшую седло. Он кое-как вскарабкался на конскую спину, и оказалось, что стремена для него великоваты, а поднять их Алекс не умел. И тогда он просто впился в гриву и сказал:
— Ну… в смысле, но. Короче, поехали.
Глава 6. Музыка, сломавшая небо
Юлька первая услышала корабли.
Она дремала, прильнув к теплой драконьей шее, и Нагльфар мурлыкал песню. А может, за мурлыканье она принимала гудение огня в глотке зверя, или скрежет его костяного тела, или звон водяной нити под килем, или стон ветра, наполнявшего парус.
Как бы то ни было, но встревожил ее звук совершенно иной — капля воды, скатившаяся с весла. Шорох волны о чужой борт. И осторожное нежное касание металла о металл.