Владетель Ниффльхейма
Шрифт:
Руки выкручивало в плечах. Алекс буквально слышал, как медленно растягиваются кости, истончаются нити сухожилий, готовые лопнуть.
Держать.
Горькая вода заливает рот и нос.
Глотать. Не дышать.
Пузыри воздуха пробиваются сквозь сомкнутые зубы, устремляются туда, где должен быть верх. А Нагльфар все глубже зарывается в твердь морскую. И червоточиной тянется след.
Тяжело. Давление нарастает постепенно, сковывая тело, делая невозможным любое, самое малое движение. И Алекс
Воздуха все меньше.
А в мире мертвых смерть существует?
Мимо проносится мелкий мусор — обломки костей, клочья волос, серебряная драконья чешуя. Она на мальков похожа…
Держаться.
Зачем? Если отпустить и выплыть, то…
Драугр выползает из-под скамьи. И он движется медленно, рывками, преодолевая сопротивление, но все-таки движется. Тонкие лапы проскальзывают меж пластами воды, а когти-крючья впиваются в палубу. Напрягается предплечье, вздувается плечо.
Рывок.
И тварь на пару сантиметров ближе.
Пусть идет. Пусть ползет. Алекс знает, как поступить. Разжав руки, он делает шаг навстречу. И второй. Падая на третьем, Алекс впивается в тощую драуржью шею и что есть сил отталкивается от палубы.
Он умеет плавать. В бассейне.
Море плотное, как камень. И сил-то почти не осталось. Драугр послушен, он — пойманная рыба, которую Алекс волочет прочь от корабля. И прочь от Джека. От Юльки. Если она вернется — будет хорошо. Но для этого Джеку надо дойти.
И стать Владетелем Ниффльхейма, всех земель, вод и тварей.
Одна из тварей позволяет держать себя. Но ей, похоже, надоела забава. Плевать. Драугр не догонит Нагльфар. Тень драконьего корабля стремительно растворялась в малахитовом срезе волны.
Хорошо.
Драугр потянул вверх. Он плыл, отталкиваясь и руками, и ногами, и словно не замечая Алекса, повисшего на шее.
Выше. И еще. Не дотянуть. Жжет внутри, требуя вдоха. И чем крепче сцепляются зубы, тем сильнее желание жить.
Драугр сильный.
Он пробивает пленку воды, которая оказалась почему-то совсем близко. И Алекс дышит. Он глотает воздух, давится, кашляет и снова глотает. А драугр не торопится убивать. И позволив надышаться, он легко отцепляет Алексовы руки и толкает его под воду. Синюшные пальцы правой руки вплетаются в волосы, а левой — хватают за шею.
Алекс рвется. Он колотит руками, бьет ногами, норовя оттолкнуть такое легкое, почти деревянное тело. И драугр отпускает. Вытягивает. Позволяет вдохнуть, а затем вновь отправляет в море.
— Больно, — с упреком произносит он, когда еще Алекс способен его слышать. — Надо.
Не надо!
Умолять бесполезно.
Драться. Бесполезно. Надо. Попробовать хотя бы. Сплюнуть воду. Откашляться и вдохнуть столько, насколько легких хватит. Мьёлльнир сорвать
Удар беспомощный, скользящий, но рука драугра хрустит и переламывается. Кости пробивают кожу, но тварь только хохочет и пальцы, те, которые на горле, сжимаются.
— Больно, — говорит драугр и пробивает пальцами кожу.
Он рвет быстро, но медленно. Алекс слышит, как внутри лопаются полые струны сосудов. И как грохочет кровоток, спеша получить свободу.
Алекс тоже свободен — драугр отпускает его. Алекс истекает кровью. Он зажимает рану пальцами и тонет.
Холодно.
Тяжело.
Море вновь раскатывает нефритовые шали, которые чернит Алексова кровь.
Ниже… тише… умирать не страшно. Главное, что Нагльфар ушел. Теперь у них есть шанс.
Главное…
Чешуйчатые руки обнимают его. Темные волосы опутывают коконом, который тотчас наполняется воздухом. Много-много мелких пузырьков слепляются вместе, словно виноградины на ветви. И этот воздух, как виноград, можно есть.
Наверное.
Алекс еще видит лицо, круглое и плоское, как камбала. И рот-присоску видит. И не удивляется, когда она приникает к одной дыре.
Но и вторая не остается свободной.
Алексу все равно. Он закрывает глаза.
Умирать действительно не страшно. Море баюкает, море поет колыбельную голосами китов и русалок. Так стоит ли сопротивляться этой музыке?
Хорошо ведь.
— Знаете, молодой человек, по-моему вы вдосталь наигрались в мертвеца. Пора вставать, — сказано это было на редкость мерзким, скрипучим голосом.
Алекс не шелохнулся.
Несомненно, он был жив, во-первых, потому что зверски болели голова и горло. Во-вторых, было мокро. В-третьих, его тошнило.
— Или вы вознамерились продемонстрировать, что слишком долго был в саду теней?
В каком саду? В море да — был. И не сказать, чтобы пребывание это понравилось. Более того, закончилось оно летальным исходом, который был кем-то отменен.
Снот?
— Бросьте притворяться, — у кошки голос другой. И кошку убили. Алекс видел. — Ваши мысли на редкость громки и неуклюжи. А поведение и вовсе выходит за всякие рамки приличий.
— Идунн, он такой миленький!
— Одунн, он не миленький вовсе, а маленький!
— Миленький!
— А я сказала, что маленький!
— Не такой уж и маленький… зато…
— …вкусный! — два голоса — хотя два ли? — слились в один, и Алекс не выдержал, открыл глаза.
Небо. Плоское. Близкое. Грязное. Сплетенное из паутины, клочья которой свисают до самого Алексова лица. В пересечении нити скреплены прозрачными каплями, которые дрожат, дрожат, но не падают.
Где он?
— Он очнулся!