Владигор и Звезда Перуна

Махотин Сергей

Ахмал кивнул, и рабы начали спускать в колодец охваченную цепями винную бочку. Голоса стихли. Прошло порядочно времени, пока снизу не дернули за цепь. Невольники вновь принялись за работу, цепь медленно наматывалась на бревенчатый ворот. Ахмал следил за ней, притоптывая от нетерпения и то и дело облизывая толстые губы. Наконец из колодца показался средних размеров ларь, перевязанный крест-накрест кожаным ремнем и подвешенный на крюке. Вождь схватил его обеими руками, отвел от колодезной бездны, и ларь, глухо брякнув, опустился на каменный пол.

Пока рабы закрывали колодец крышкой, Ахмал велел Руму оттащить ларь в сторону. Тот оказался на удивление тяжелым.

— Теперь открывай, — сказал вождь. — Нет, постой! Я сам.

Он с трудом наклонился и принялся развязывать ременные

узлы, руки его дрожали. Узлы были тугими. Ахмал не вытерпел, выхватил из-за пояса кинжал и перерезал ремни. Затем еще раз облизал пересохшие губы и откинул крышку.

Ларь доверху был наполнен белыми тускло-прозрачными камешками. Рум, также пришедший в возбуждение, догадался, что это необработанные алмазы. Он подавил в себе мучительное желание протянуть руку и схватить пригоршню этих невзрачных камней, которые, владей он ими, сделали бы его одним из богатейших людей. Он с завистью смотрел, как Ахмал погрузил в содержимое ларя свои толстые пальцы и переворошил камни. Здесь оказались не только алмазы. Рум заметил и алые глаза рубинов, и зеленые осколки малахита, и другое драгоценное разноцветье. Некоторые камни он видел впервые. Как выяснилось, ими была заполнена лишь треть ларя. Остальные две трети занимали массивные слитки чистого серебра.

— Как ты думаешь, казначей, — обернулся к нему Ахмал, — сколько табунов пасется в этом ларце? А сколько булькает бочек вина?! — И он безудержно захохотал. Рум тоже заставил себя улыбнуться, стараясь не смотреть на колышущееся брюхо вождя. Наконец тот успокоился, вновь снял с шеи ключ на шелковом шнурке и протянул его Руму. — Теперь ты будешь совершать обряд обмена. Как ты видел, это нетрудно. Груны хорошо платят за рабов и вино.

Оказалось, обряд обмена совершался до сего дня лишь дважды. Груны, подземное племя землекопов, не выносящее дневного света, уже более двух столетий не имели никаких сношений с людьми. И так было до удара Великой Молнии. Случилось это безлунной звездной ночью, причем не было в небе ни облачка и ничто не предвещало грозы. Ярчайший серебристый луч ударил в Воронью гору, она раскололась и вновь сошлась, поглотив небесный жар. Несколько айгуров ослепли, некоторые с воплями провалились в образовавшуюся дыру. Погибших, впрочем, было немного. Ахмал больше сокрушался не о них, а о разрушенном винном складе. Спустя несколько дней дозорные доложили, что из глубины доносятся странные голоса и удары о камень. Вождь и казначей отправились на место бывшего склада. На краю пропасти их встретило маленькое, в половину человеческого роста, двуногое существо. Его ноги и руки были покрыты шерстью, косматые брови и толстые веки почти закрывали выпученные глаза с желтыми зрачками. На нем был меховой плащ с капюшоном, грубо скроенный из кротовых шкурок.

— Груны! — воскликнул землекоп и ударил себя в грудь. Затем он разжал ладонь и протянул вождю несколько алмазов.

Ахмал взял камни, и они с казначеем долго рассматривали их, цокая языками и даже пробуя на зуб. После этого вождь ткнул себя пальцем в живот и произнес:

— Айгуры!

Землекоп кивнул. Между ними начались переговоры, и, хотя жестов, гримас и восклицаний было гораздо больше, чем слов, они отлично поняли друг друга. Грунам нужны были рабы для работы на подземных рудниках. И еще полюбившееся им вино, которое они впервые испробовали благодаря упавшим сверху бочкам — две из них чудом уцелели. Ахмал обещал им и то и другое. А вскоре убедился, что и груны умеют держать обещание. Ими же был сооружен колодец и хитроумный механизм с раздвигающимся полом.

Казначея с того дня как подменили. Он потерял покой и сон, отводил взгляд, когда вождь испытующе смотрел на него. На очередном пиру он полез за платком, чтобы утереть раскрасневшееся лицо. Ненадежно спрятанный алмаз выпал из кармана и подкатился к вождю…

«Глупец! — думал Рум о своем предшественнике. — Позарился на лепесток розы, вместо того чтобы забрать весь куст».

Он повел себя иначе.

По мере того как росла казна, Рум становился все более разборчивым в тратах. Даже на самую незначительную сделку с иноземными купцами новый казначей испрашивал разрешения верховного вождя, чем часто докучал Алмалу. В конце концов тот доверил

Руму вести все торговые дела от своего имени.

Рум пригласил с Востока лучших ювелиров, и обработанные алмазы и другие драгоценные камни во много раз возросли в цене.

Он убедил Ахмала начать чеканку айгурской серебряной монеты с изображением двуглавого ворона и заменить взимаемую с кочевых племен дань денежным оброком. Большинство племен сразу же стали должниками верховного вождя, и все, чем они владели, — лошади, овцы, шатры, рабы — объявлялось собственностью Ахмала. Для подавления вспышек недовольства Рум организовал конные отряды, возглавляемые скунами [3] . Рум сам назначал скунов, учитывая при этом их воинский опыт и преданность ему лично. В ответ он окружал их почестями и даже приплачивал скунам из своих средств. В случае необходимости эти отряды в два-три дня способны были превратиться в единую могучую армию.

3

Скун (айг.) — сотник.

Ахмал нарадоваться не мог на своего советника. С именем айгурского вождя начали считаться соседние княжества и даже страны, расположенные вдоль Бескрайнего океана, — там также ценилась айгурская серебряная монета. Еще недавно разрозненные племена превращались в мощное айгурское государство. Трудно было понять, каким образом оно богатеет, если его кочевой народ влачит полунищее существование. Во всяком случае, не за счет захвата новых территорий. Впрочем, восточных пределов айгурских земель не знал никто. Посланники Ахмала уклонялись от прямого ответа, когда их спрашивали об этом, напускали туману и ограничивались неясными намеками. На самом деле и Ахмал не ведал восточных границ своих владений. Раньше его это не слишком интересовало, и лишь когда все больше и больше племен начали всецело зависеть от власти Вороньей горы, когда мелкие племенные вожди принялись завистливо роптать, Ахмал забеспокоился, нет ли опасности того, что на востоке мятежники обретут сильное покровительство. Рум разделял его опасения, но одновременно и обрадовался страхам вождя, они были ему на руку. Он начал собирать близ Вороньей горы большое войско, якобы для того, чтобы совершить разведывательный поход на восток. Рум и в самом деле считал такой поход необходимым и решил, что обязательно предпримет его, но… немного позже.

Медлить, однако, было уже нельзя.

Одна из айгурских наложниц Ахмала, страдающего бесплодием, неожиданно родила мальчика. Старейшины, к мнению которых редко прислушивались в последние годы, вдруг проявили настойчивость и потребовали, чтобы ребенок был признан наследником верховного вождя. Ахмал, обрюзгший и растолстевший настолько, что и шагу уже не мог ступить без помощи слуг, поколебавшись, согласился со стариками.

Был назначен день пира, на котором верховный вождь объявит о своем решении.

Первой мыслью Рума было заманить Ахмала в потайную пещеру и сбросить его к грунам. И никаких решений, никаких наследников! Он, Рум, более всех достоин верховной власти над айгурами! Но, поразмыслив, Рум понял, что одному ему не дотащить такую тушу, даже если Ахмал не окажет сопротивления. Он начал обдумывать иные способы убийства — от яда до кинжала наемника. В конце концов, Рум и сам мог проткнуть жирное брюхо Ахмала и объявить себя верховным вождем. А кому это не понравится, тот пусть взглянет с Вороньей горы на воинов, готовых повиноваться любому приказу Рума. Но он чувствовал, что и это не лучший выход из положения. Он занервничал. Впервые за много лет ему начало изменять хладнокровие.

Накануне пира он долго не мог заснуть. Уже третий караул сменился у входа в покои первого советника и казначея, а тот все ходил взад-вперед по мягкому ковру, сжимая рукоять кинжала, торчащего за поясом.

— Как обидно, не правда ли? — раздался вдруг слева от него скрипучий голос. Рум подскочил от неожиданности и приставил кинжал к горлу невесть откуда взявшегося старикашки, безбородого, с узким лбом и тонкими губами.

— Кто ты, мерзкий старик? — вскричал Рум. — Как посмел ты войти сюда?!