Владигор и Звезда Перуна
Шрифт:
— Чего же ты хочешь? — спросил Рум, понемногу приходя в себя.
— Для начала ты убьешь синегорского князя Владигора, он давно стоит у меня на пути.
— Это не так трудно. Ближайшим летом моя конница начнет порабощение Братских Княжеств, — заявил Рум с чрезмерным, пожалуй, бахвальством, что явно не понравилось чудовищу.
— Меня не интересуют твои намерения. Ты должен убить Владигора. И чем раньше, тем лучше.
— Но если ты так могуч, что с легкостью проникаешь сквозь запертые двери, — начал Рум, — почему бы тебе самому…
— Не задавай вопросов, а делай, что тебе велено! — оборвал его голос. — А теперь примерь новый плащ.
Прямо на плечи Руму опустился
— Повернись вокруг себя.
Рум повиновался и тотчас почувствовал, что стремительно уменьшается. Все раздвоилось и поплыло перед глазами. Тело стало легким. Он взмахнул руками, взлетел и сразу упал на ковер. Не понимая, что с ним, Рум почувствовал жажду и заковылял к медному тазу с водой для споласкивания пальцев. Собственное отражение привело его в священный трепет — на него смотрел черный двуглавый ворон.
— Повернись вокруг себя еще раз, и твой прежний облик вернется к тебе, — услышал он. — Ты скоро к этому привыкнешь…
Рум действительно очень быстро свыкся с чудесным свойством нового плаща и даже сам удивлялся, как мог жить без него раньше. Первым делом он облетел Воронью гору. Множество уступов, карнизов, пологих подъемов огорчили его: при умелом ведении осады гору можно было взять приступом. Тогда он перестал опускать в потайной колодец винные бочки. Через пару недель снизу принялись настойчиво дергать цепь. Вместо ларя наверх поднялся все тот же грун в одеянии из кротовых шкурок. Рум указал ему на ряд бочонков вдоль стен и жестами объяснил, что он хочет от землекопов. Ближайшей же ночью караульные, обеспокоенные необычным шумом, увидели в свете луны множество мохнатых существ, облепивших гору со всех сторон. Рум не велел воинам поднимать тревогу. Меньше чем за месяц груны стесали карнизы, заделали щели и трещины. Стены стали прямыми, как скалы на берегу Борейского моря. Теперь к вершине вела лишь одна неширокая лестница, опоясывающая гору двойной спиралью, но и этот подъем становился невозможным, если смазать каменные ступени бараньим жиром.
Затем Рум полетел на восток. Попытка была не вполне удачной, пыльная буря вынудила его повернуть к Этверской пустыне. Вскоре, однако, ему не пришлось сожалеть об изменении маршрута…
За толстым пологом шатра, стоящего на вершине, свистел ледяной ветер, но внутри было тепло. Горячий воздух, поднимающийся из глубин, пронизывал все каменное тело Вороньей горы, распространяясь, как кровь по жилам, по ее многочисленным пещерам и ходам.
Бубны смолкли. Полуобнаженные девушки закончили танец Северного Ветра и, бесшумно ступая босыми ногами по мягким коврам, уже скрылись в коридоре, плавно уходящем вниз.
Рум очнулся от своих мыслей и взглянул на начальника стражи.
— Где тот несчастный аскан? [4] Я ведь так и не дослушал песню. Надеюсь, Харар, твои люди не забили его до смерти?
Избитого певца вновь втолкнули в шатер. Он так дрожал от холода и страха, что Рум велел поднести ему большую чашу хурды [5] , которую тот, обжигаясь и проливая питье на латаный халат, выпил с жадностью. Затем он сменил лопнувшую струну, настроил рифелу и, старательно гнусавя, как подобает настоящему аскану, затянул прерванную песнь:
4
Аскан (айг.) — народный певец.
5
Хурда (айг.) — напиток из горячего молока, меда и овечьего жира.
Певец отложил рифелу и склонился в глубоком поклоне, почти касаясь лбом ковра. Насупленный Рум долго молчал. Стражники насторожились, готовые по первому его знаку расправиться с тщедушным человечком. Тот вновь начал мелко дрожать. Рассеченный на спине халат обнажил голую худую спину.
— О чем же твоя песня? — спросил наконец Рум.
— О счастье, мой господин, — робко ответил певец, поднимая голову.
— Кто научил тебя ей?
— Я услышал эту песню от стариков, мой господин.
— А их кто научил?
— Небо, трава, камни, — ответил певец, глядя на Рума наивными глазами. — Так всегда рождаются песни, мой господин. Это тайна, которую не знает никто.
— Кого ты зовешь все время? — вскинул вождь насупленные брови. — Кто должен прийти и кого-то спасти, открыть какую-то темницу? Что это за темница?
Певец казался немного смущенным.
— Признаюсь, мой господин, смысл этой песни не совсем мне ясен. Может, со временем…
— Ты сказал, что твоя песня о счастье, — грубо перебил его Рум. — Значит ли это, что под властью верховного вождя ты чувствуешь себя несчастным, если зовешь прийти еще кого-то?
— О нет, мой господин! — Испуганный певец приложил к сердцу обе ладони. — Да будет вечно славиться имя твое…
— Довольно! — вновь перебил его Рум и обратился к стражникам: — Он просто глуп, к тому же путается в словах. А мне еще представляли его как одного из первых наших асканов! Дайте ему новый халат, и пусть убирается.
Певца увели. Рум более не пожелал, чтоб его развлекали, и велел оставить его одного. Он ждал возвращения из Ладора своего посланника, который задерживался из-за сильного бурана. Тот прибыл лишь к вечеру. Каменные ступени внешней лестницы совсем обледенели, и посланника пришлось поднимать на веревках, как поднимали обыкновенно мешки с зерном либо винные бочки.
Стражники не дали посланнику времени обогреться и прийти в себя с дороги и сразу препроводили к верховному вождю. Рум встретил его одним коротким вопросом:
— Мертв?
— И да, и нет. — Посланник согнулся в поклоне. — Яд, предназначенный Владигору, выпил иль-мерский Дометий. Убийца покончил с собой.
— Что с танцорами?
— Они временно задержаны для дознания, ибо тот, кто исполнял танец Черной Птицы, бесследно исчез.
— Что ж, это еще один повод, чтобы начать войну, — произнес Рум после паузы. — Ступай, ты понадобишься мне позже.