Владимир Высоцкий. По-над пропастью
Шрифт:
Это было как тест на определение группы крови. Она у Высоцкого и Туманова оказалась одинаковая.
— ...Ну что, звоним в Иркутск? — спросил Туманов.
— Давай!
— Так, Леня, записывай номер рейса, — прокричал Вадим в трубку далекому невидимому собеседнику. — Встречай!..
После изысканного Монмартра оказаться на берегу Байкала — такое представить сложно. А вот осуществить, — вполне реально. Только Вадиму под силу было организовать такую поездку, чтобы успеть побывать везде: и на старательских участках, и в замечательной Никольской церкви в Листвянке, и на станции Зима, и на Кутулукском тракте, но главное — повстречаться с таким количеством интереснейших людей, которых собрал вокруг
«Эти люди нужны мне больше, чем я им», — сказал на прощанье в Бодайбинском аэропорту Высоцкий обо всех своих новых знакомых. Может быть, предложить Туманову составить новый список, «белый»?..
Еще до поездки в Сибирь, наслушавшись рассказов Туманова, у Высоцкого возникла шальная мысль сделать фильм о лагерной Колыме. Проехаться с кинокамерой от Магадана до Индигирки. Всех уверял: западные продюсеры с руками оторвут, вернее, озолотят. Потом в Иркутске предложил местному журналисту Мончинскому, опекавшему по поручению Туманова Высоцкого, вчерне набросать общую канву сценария, добавить местного колорита. Журналист, далекий от специфики кино, стал убеждать именитого московского гостя, что лучше написать роман. А там, глядишь, и сценарий можно. По словам Мончинского, сразу после поездки Высоцкого по приискам, они принялись за работу. Но, думаю, никак не бумажную. Тем более, журналист сам потом говорил, что замечательный актер «абсолютно точно проигрывал будущие сцены в лицах, показывал характеры, как он их понимал. Когда он размышлял о психологии уголовного авторитета или охранника, при этом изображал их, я действительно проникался всем. Но работать над романом в полную силу Володя не мог: мешали постоянные гастрольные поездки, занятость в театре и кино...»
Правда, Евгений Александрович Евтушенко говорил, что Высоцкий именно ему предлагал написать сценарий про Туманова, чтобы в Америке это поставить и чтобы он сыграл. Говорил при этом: «Ты хорошо знаешь Вадима, ты его чувствуешь...»
«С середины 70-х он жил отдельной жизнью, — замечала Алла Демидова — А некоторые, может быть... не завидовали, но относились, может быть, несколько скептически к его такой обособленной жизни... Многие его воспринимали ревностно, не замечая масштаб и другой путь его».
Да и сама Алла Сергеевна, как и другие «кирпичи», за истекшее десятилетие основательно изменилась, повзрослела и стала понимать, что Таганка, начинавшаяся как «театр улиц», уже уходит. Демидова поделилась своими сомнениями с Высоцким и нашла в нем единомышленника. Их желания — сделать камерный спектакль для двоих — счастливо совпали. Сначала была попытка сделать инсценировку по дневникам Льва Николаевича и Софьи Андреевны Толстых. Но дальше разговоров дело не пошло. Позже Высоцкий занялся поисками малоизвестных пьес зарубежных авторов, но безуспешно.
Когда Демидова поделилась своими творческими проблемами с авторитетным театроведом и переводчиком Виталием Вульфом, тот сразу предложил ей подумать о пьесе Теннесси Уильямса «Крик, или Игра для двоих». «И мы, — рассказывала Алла Сергеевна, — пришли с Высоцким к Вульфу читать пьесу. Понравилась. В пьесе два действующих лица- режиссер спектакля, который ставит пьесу и сам же играет в ней, и сестра режиссера — уставшая, талантливая актриса, употребляющая (по предположению Высоцкого) наркотики, чтобы вытаскивать из себя ту энергию, которая в человеке хотя и заложена, но генетически спит и только в экстремальных ситуациях, направленная в русло, предположим, творчества, приносит неожиданные результаты...
По композиции
Перевод Вульфа утвердили в министерстве культуры и сделали пометку о том, что пьеса предназначена для Демидовой и Высоцкого. Поэтому они не торопились с постановкой — куда спешить? Ведь она и так наша. Да и некогда было...
Когда речь зашла о режиссере, Владимир решил, что им должен стать сам автор пьесы.
Хотя Вульф и понимал, что это было совершенно нереально, тем не менее сказал: «Очень хорошо. Я с ним незнаком. Он никогда в России не был. Но у меня есть его телефон, есть его американский адрес. Будете в Америке — позвоните».
А пока они продолжили самостоятельные репетиции.
«И ЧЕТЫРЕ СТРАНЫ ПРЕДО МНОЙ РАССТЕЛИЛИ ДОРОГИ...»
— ...Марин, ты только посмотри, у меня такое впечатление, будто перед нами живые Блохин с Буряком! А? — под куполом громадного монреальского супермаркета раздался знакомый голос
Ребята, не веря своим ушам, оглянулись по сторонам и, только подняв головы, увидели стоящего над ними на лестнице Владимира Высоцкого, а рядом с ним — нет, это — наваждение! — была Марина Влади. Быть того не может!
— Может, может, — успокоил растерявшихся олимпийцев Высоцкий. — Привет, Олег! Здорово, Леня! Знакомьтесь, моя жена... Мариночка, а это наши футбольные звезды. Олег, между прочим, обладатель «Золотого мяча» как лучший футболист Европы... Вы уже как, справились?
— В общем-то, да, — сказал Блохин, который первым пришел в себя от неожиданной встречи.
— Тогда вперед!
На улице они заглянули в первое попавшееся кафе. Заказали бутылку русской водки. Высоцкий уточнил: «Вы как?» — «А, — махнул рукой Буряк, — уже все, что можно на Олимпиаде, мы проиграли!» Посидели, поболтали, вспомнили общих московских и киевских знакомых. «Потом, — рассказывал Блохин, — Володя спросил, можно ли нас украсть на несколько часов. Спустя полчаса мы приехали в симпатичный двухэтажный дом, ключи от которого оставили Марине и Володе уехавшие в Париж друзья».
Пользуясь отсутствием хозяев, Владимир с Мариной приняли гостей по-московски, с размахом. «У Лени накануне был день рождения, — вспоминал Олег Блохин, — и мы, смущаясь, конечно, попросили записать кассету на память. Под рукой кассеты не оказалось, и Высоцкий пошел по дому, нашел чистую... и стал петь. У него было прекрасное настроение, он смеялся, шутил... Мы обменялись адресами и телефонами... К 22.30 нам нужно было вернуться. Володя и Марина вышли и посадили нас на такси...»
Маринина подруга Диана Дюфрен, в доме которой они остановились, перед своим отъездом успела познакомить их со всеми «нужными людьми» и передала Владимира и Марину с рук на руки Жилю Тальбо. Тот, послушав Высоцкого, прикинул финансовые риски и предложил записать диск. Окрыленный неслыханной оперативностью, Высоцкий тут же начал думать о том, кто может сделать аранжировку, искал варианты оформления обложки, созвонился с Максимом ле Форестье и попросил его написать предисловие к пластинке. Потом Жиль повез их к звукоинженеру Андре Перье, «лучшему уху американского континента». В его студии Владимир записал отобранные вместе с Мариной песни.