Владимир
Шрифт:
Князь Владимир долго и пристально смотрел на василиков и потом сурово промолвил:
— Будь Феодор токмо вашим купцом, я покарал бы головников и вернул бы Византии все его добро, но он — не купец, а послух [265] Византии, что продавал Русь, и карали его с сыном все люди Руси… Хотите выкуп за него получить — говорите со всей Русской землей, мой совет вам такой: разговор не вести… Запомните, василики, и передайте императорам: ежели будете присылать к нам послухов, предателей, татей — смертью будем карать их, как и патрикия Феодора… Только о том не станем писать в нашем ряде: жаль вас!
265
Послух —
Если бы это происходило не в павшем Херсонесе, а в Константинополе или в другом каком городе Византии, василики, вероятно, яростно спорили бы за каждую букву ряда, сейчас же они не смели раскрыть и рта.
Тем не менее, соглашаясь со всем, что предлагал князь Владимир, они хотели добиться и своего — если не в бою и не силой, то хитростью.
Поднялся старый седобородый Роман, митрополит Халкидонский.
— Мы, василики, — сказал он, — принимаем твой ряд, княже, будем молить Бога и уверены, что божественные василевсы его подпишут. Однако сие — ряд великий, такой, как и с Германской империей, могущественными державами мира…
— Чего же хочет митрополит?
— Мы несем Руси то, что уравнивает ее с иными, могущественными державами мира… христианство, которое даст Руси истинную веру, грамоту, книги, храмы и соборы, утвердит князя пастырем, а его людям даст жизнь безначальную, выведет из стана варваров.
Князь Владимир улыбнулся:
— Напрасно вы, ромеи, думаете, что русские люди — варвары. Вы говорите, что у нас нет грамоты, что мы — темные. Нет, это неправда, издавна русские люди зарубали резы [266] и ныне, подобно ромеям, пишут харатии, имают книжицы, славянскими знаками писанные… Вы говорите, будто у нас на Руси нету истинной веры, мы-де язычники, молимся деревянным богам! Нет, не так, много людей у нас молятся деревянным богам, но немало христиан молятся иконам в своих храмах, читают письмена из книжиц.
266
Резы — древнейшие русские буквы, которые резались на досках.
— Патриарх Фотий сто лет тому назад утвердил в Киеве епархию, которая подчинялась Константинополю, — подхватили греки.
— Слышал о сем, — бросил с улыбкой Владимир, — вельми жаль только, что тот патриарх, сидя в Константинополе, не побывав в Руси, без спроса записал себе епархию, ибо в Киеве сего не признали. Первых священников в Русскую землю прислали болгары; бабка моя, княгиня Ольга, которую хотел крестить император Константин, была уже крещена. Вы же, василики, знаете…
— Да, — подтвердил тотчас митрополит Роман, — мы сие знаем и потому хотим, чтобы ныне епархия была утверждена и Русская земля приняла крещение от константинопольского патриарха.
Князь Владимир ответил:
— Слушайте, василики, и передайте императору Василию — верно, настал час, и мы думаем о крещении Руси.
Василики впервые за все время радостно и с облегчением вздохнули.
— Боже всесильный, — вырвалось у митрополита Романа, — благодарю тебя, что просветил русского князя…
Владимир, казалось, не слышал его слов.
— Поведаю вам правду про Русь, — продолжал он. — Так, пришло время, когда мы, русские люди, готовы принять христианскую веру. Древние боги некогда зело помогали людям нашим, ныне мы живем в ином мире и хотим жить, как все… У нас во многом недостача: мы не порабощали земель, не забирали их богатства, мы защищались с
— Мы окрестим тебя, княже! — воскликнули василики, а громче всех митрополит Роман и священник Феофил.
— Не о себе думаю, — с улыбкой ответил Владимир. — Бог просветил меня. Я есмь христианин.
Если бы с ясного неба ударил гром, василики были бы поражены меньше, чем от этих слов.
— Христианин? — Они переглянулись. — Но каким образом, откуда?!
— Крестил меня болгарский священник, что живет в Киеве.
В палате наступила необычайная тишина, сквозь открытое окно долетал лишь шум волн разбушевавшегося Русского моря.
Что было делать василикам?
— Понеже так, — сказали они, — то мы будем крестить всю Русь.
— Император Византии, — возразил Владимир, — глава державы и церкви. Понеже я крестился, то, как князь, сам крещу и Русь.
— Тогда ты, княже, утверди днесь епархию, основанную Фотием!
— О епархии Фотия я уже сказал, — промолвил Владимир. — Ее не было, это лишь ваша выдумка. И почему вы хотите, чтобы киевская христианская епархия подчинялась константинопольскому патриарху? Ваш патриарх, как нам ведомо, подчиняется василевсу. Так кому же подчиняться киевской епархии, а за ней и всей Руси? Все тому же василевсу Империи? Нет, мы принимаем христианскую веру. Множество людей на Руси, а с ними и я — уже крещеные. Отныне у нас будет своя русская епархия и, должно быть, не одна, а во многих землях, вас же прошу — помогите мне крестить Русь — дайте священников, божественные книги, иконы, а также науку.
В эту минуту князя Владимира невозможно было узнать — гордый, сильный, смелый, он говорил о том, что уже давно волновало русских людей.
— Вы говорите, что Империя ромеев всемогуща, что ее земли простираются на север, запад, восток и юг от Константинополя, что ей покоряются бесчисленные народы… Однако вам не покоряется запад, где сидит папа, вы дрожите перед императором Германии. Малая Азия восстает против вас, Болгария — горе людям Болгарии! — обливается кровью и все-таки не покоряется Империи, и ее патриарх в Охриде не признает вашего патриарха.
Василики растерянно переглядывались; киевский князь, оказывается, владеет не только оружием, он начинает жечь их словом, режет ту правду, о которой ромеи боятся не только говорить, но и подумать.
Владимир далеко еще не кончил, напротив, он до конца высказывает свою, русскую, правду, взволнованный, разгневанный и все-таки сдержанный и гордый в своем гневе.
— И почему Империя забывает, что ей не подчинена Русь? Вы называете нас худородными жителями севера, варварами — почему? Коли хотите знать — Русь тянется от Русского и Джурджанского морей до Ледового океана, от Дуная до самых Уральских гор. Русь владеет такими богатствами, которые вам и не снились. Ее люди никогда не ходили и не ходят в чужие земли, да и на что они нам — вся ваша Империя меньше нашего поля над Русским морем.
Это были крайне обидные слова. Воеводы и мужи русские смеялись, василики сидели, точно воды в рот набрали.
— Мы долго молчали и терпели! — горячо продолжал Владимир. — Назовите мне хоть одного императора, который побывал бы в Киеве, чтобы узнать нас — русских людей, чтобы по-человечески поговорить с нами… Нет, такого императора не было, Империя говорит с нами, как с какими-нибудь печенегами или хазарами через василиков, а то и купцов… Что ж, каковы василики и купцы — таков и разговор. А мы не стыдимся — ходили к вам и говорили с вашими императорами в самом Константинополе и у его стен князья Кий, Олег, Игорь, княгиня Ольга и мой отец Святослав… Беседа, само собой, велась по-всякому: как встречают, так и провожают…