Владычица Хан-Гилена
Шрифт:
Мирейн в этом сомневался, но вино устранило все барьеры. Его глаза были ясными как вода, а в глубине зрачков плясали искорки.
— Ты и сам не безобразен, — резковато сказала она. Он рассмеялся. Пора было положить конец жалобам. Он сказал:
— А, но я-то как раз именно такой некрасивый, какой ты представляешь себя.
Элиан закричала на него, и он рассмеялся, потому что верил в себя, а она нет, — так уж у них было заведено.
Она взяла его лицо обеими руками и взглянула в его глаза.
— В мире полным-полно красивых мужчин, мой возлюбленный брат. Но ты единственный. — Благодари за это
Она резко оборвала разговор, наполнила кубок и сунула его в руку Мирейна.
— Сейчас не время говорить недомолвками или вычурно. Вот, выпей. За победу!
Он мог бы сказать больше, но сдержался, поднял кубок и выпил. — За победу, — согласился он. Они выпили еще, потом еще. А что было дальше? Они заснули, да, заснули. Еще произошла легкая ссора из-за того, что Элиан хотела постелить себе на полу, но кровать оказалась очень широкой, а места Мирейну требовалось очень мало.
Постель ее была божественно мягкой. Значит, он победил. Элиан осторожно приоткрыла один глаз. Вино было хорошим, потому что она без боли могла смотреть на свет. Мирейн спал, погрузившись в крепкое забытье, свойственное юности, и его длинное тело покоилось на расстоянии протянутой руки от ее тела. Хоть он и жаловался на свое лицо, даже он сам не смог бы отрицать, что все остальное в нем очень красиво. И она ясно это видела, ибо он, по своему обыкновению, спал обнаженный, как и родился.
И она в эту ночь возлияний тоже была обнажена. У Элиан перехватило дыхание. Если кто-нибудь когда-нибудь хотя бы услышит об этом, скандал будет грандиозным. И кто поверит, что они ничего такого не делали?
Вина у них было достаточно и даже еще оставалось, но до такого падения они не докатились бы. Он даже намека не сделал. Он лишь долго-долго смотрел на нее и улыбался. И спал в дальнем углу кровати, отделенный от нее целым ворохом одеял.
Снова раздался гром. Его раскаты время от времени доносились до Элиан с самого пробуждения.
На этот раз грохот окончательно развеял остатки сна. Это был не гром: кто-то стучал мечом в массивную дверь. На миг Элиан застыла от ужаса. Они знают… они все знают. Они пришли разоблачить ее. Лгунью, обманщицу, шлюху…
Вот дура! Она скатилась с кровати, схватила первую попавшуюся под руку одежду, натянула ее на себя. Быстро, но спокойно отодвинула засов. Человек с другой стороны настойчиво тряс дверь. Это был крупный мужчина, янонец из окружения Мирейна. Как только дверь распахнулась, он закричал:
— Мой господин! — и разочарованно осекся, сразу заметив волосы Элиан.
Конечно же, дверь ему должен был открыть оруженосец. Внезапно человек на мгновение переменился в лице и вновь принял непроницаемый вид. Лишь глаза его округлились.
Элиан торопливо оглядела себя. Она была одета. На ней была рубашка. Тонкая, незашнурованная, выдающая ее с головой рубашка.
Ее мозг пронзило видение — не воспоминание из прошлого, а картина того, что еще только предстоит. Этот человек, выполнив поручение, вернется к своим товарищам с новой тревожной историей. И эта история, подобно любой сплетне, распространится по лагерю быстрее, чем огонь охватывает сухое поле.
Видение исчезло. Осталась лишь горькая
Над ее ухом раздался голос Мирейна, вызволяя ее из этой неприятной ситуации: — Бредан, ты принес новости? Присутствие короля и собственная выучка заставили Бредана сосредоточиться. Его глаза с трудом оторвались от Элиан, которая посторонилась, чтобы дать дорогу Мирейну.
— Срочные новости, ваше величество. Лорд Кутхан послал меня разбудить вас. — Давай.
Мирейн окончательно проснулся. Он стоял в дверях, заслоняя от Бредана комнату.
— Вооруженные отряды, ваше величество, сказал гонец, вспомнив о срочности своего поручения. — К югу отсюда, по другую сторону реки, где Эброс граничит с Поросом. Целая армия, несколько тысяч. Они идут под королевскими стягами, под стягами князей. Люди из Ста Царств пришли биться с нами. Мирейн не вздрогнул, не осекся. — Сколько их? — спросил он. — Мой господин насчитал свыше пяти тысяч человек и двадцать с лишним вымпелов. Включая… — Бредан сделал паузу и выдохнул: — Включая Хан-Гилен. — Хан-Гилен идет следом или впереди? Бредан снова сглотнул, стараясь на замечать за спиной своего господина лицо уроженца Хан-Гилена.
— Впереди, ваше величество. — Хорошо, — сказал Мирейн, как всегда спокойно. — Хан-Гилену и следует быть впереди. А теперь иди, Бредан. Узнай, что мои полководцы говорят об этом. — Слушаюсь, мой господин. Надо ли расставить посты?
— Займись этим. И отправь человека к лордам Ашана и Эброса. Я поговорю с ними, когда позавтракаю.
Мирейн почти лениво выкупался и поел с отменным аппетитом. Элиан тоже влезла в ванну с удовольствием, но от еды отказалась. Вместо этого она занялась волосами Мирейна, ругаясь про себя, когда они оказывались спутанными сильнее, чем обычно.
— Да, — сказал он, словно она спросила его о чем-то, — твоя игра окончена. Даже если ты и не выдала себя, нам предстоит встретиться лицом к лицу с армией Хан-Гилена.
— И с моим братом. — Едва подумав об этом, она уже знала, что ее отец сюда не прибыл. Она сомневалась, что это проявление высокомерия, и пыталась понять, мудро ли он поступил. — Ты позволишь мне сражаться? — А ты будешь?
Элиан глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки. — Я присягнула. — Да, ты присягнула.
Его волосы были заплетены лишь наполовину. Он высвободил косичку из неумелых пальцев Элиан и закончил ее более ловко, чем начала она, наблюдая за ней проницательными глазами. Как всегда, на ней был костюм, а у пояса висел меч. — Пошли, — сказал он ей.
Широкая зала крепости была заполнена людьми и гудела от возбужденных голосов. Некоторые прибыли сюда с почетной миссией в числе королевской свиты, большинство же производили впечатление прихлебателей. Люди Мирейна смешались с остальными, однако все присутствовавшие определенно образовывали два лагеря и воинственно поглядывали друг на друга. Во главе одного стоял наследник Луйана. В другом возвышалась огромная фигура князя Эброса. Когда Мирейн вошел в залу, он шагнул ему навстречу с царственным поклоном, хотя это и стоило ему труда, как всякому господину, который приветствует высочайшую особу.