Владычица Рима
Шрифт:
Они никому не нужны – вот их и режут, а он хочет жить и, значит, должен стать нужным ей…
Нет, этого рассказывать нельзя. Нельзя повторяться, как нельзя и просто воззвать к ее великодушию.
– Госпожа, Рим далек, а императоры любят поклоны. Я не хотел кланяться там, и теперь жизнь моя – как малое зерно, а нахмуренная бровь госпожи – как тяжкий жернов…
Наверно, глаза у него сейчас, как у больной собаки. Ну не тяни же, не мучь молчанием, объявляй свой приговор.
– Ты красиво говоришь, римлянин, но где я могла видеть
И в самом деле, где она могла его видеть? Попробуй, ответь.
Нет, он ее не помнит и, скорее всего, до сегодняшней ночи не видел. Впрочем, это и к лучшему. Хорошего не скажут, но и плохого не вспомнят. Интересно, дозволено ли ему шутить?
– Может быть, во сне, госпожа?
Лиина улыбнулась. Ответ молодого римлянина понравился ей. Но Боги, как скупа она на улыбки! Кажется, и он улыбается. Не натянуто, не по обязанности. А потому что там, в груди, какая-то тяжесть упала с сердца. Но зачем она протягивает руку? Гладит его по голове. Как догадливую собаку. Хорошо, пусть как собаку. Сейчас он согласен быть для нее и собакой, только бы не валяться в какой-нибудь расщелине.
– Во сне? Это может быть.
Да, она очень довольна его ответом. Настолько довольна, что даже дозволяет: «Проси». Сказано милостиво, но о чем же попросить? Только бы опять не рассердилась.
– Госпожа, пощади нас. Не отдавай на потеху своим воинам, а если кто-то, прогневив Богов, все-таки провинится перед лицом твоим, – пусть смерть его будет легкой и быстрой.
– Это все?
Ждала, что он, как Помпоний, будет молить об избавлении от позорной участи наложника? Ну, нет, не время повторять чьи бы то ни было ошибки.
– О большем просить не смею.
Девочка задумалась.
Неужели она недовольна его ответом? Неужели он не угадал? О мечущий молнии Юпитер, о сияющий Аполлон и сестра его, мечущая стрелы девственница Диана, к вам мольбы мои… Или не знает, что ответить?
Вот подняла голову, невидящим взглядом смотрит сквозь него…
…На загорелом пальце юноши белым пояском выделялся след от недавно снятого перстня. Золотого, с резным серо-зеленым камнем-печаткой, того самого, что надевает знатный юноша в день совершеннолетия вместе с белой тогой. Она хорошо запомнила это кольцо, потому, что видела его отнюдь не во сне.
Но что даст ей это напоминание? Зрелище еще одного человека, раздавленного страхом? Конечно, плата была бы равной: страх за страх, но…
Пленник замер, ловя глазами каждое ее движение, готовый мгновенно отозваться на любое желание госпожи, мелькни оно даже в самом незначительном жесте.
Да, видно, в Риме любят поклоны, потому что кланяться римлянин умеет.
За пределами шатра Лиине послышались знакомые шаги. Радуясь, что сможет уклониться от окончательного ответа, она милостиво разрешила:
– Ступай к остальным. Я подумаю.
Пленник поклонился, встал, попятился, кланяясь и не спуская с девочки настороженных глаз, но та не смотрела
«Знать бы, что читает?» – мелькнула у юноши запоздалая мысль.
– Она будет выбирать?
Валерий не шевельнулся, не отвел взгляда от девочки, лишь прошипел сквозь зубы: «Заткнись».
В шатер вошел Авес и, увидев сидевшего Помпония, прикрикнул на него:
– Встать! Что расселся?!
Старик поднялся:
– Мне дозволила сидеть госпожа…
Авес неодобрительно покосился на девочку, но промолчал, и она тоже ничего не сказала, словно бы не была хозяйкой здесь.
Вслед за воином в шатер вошла женщина. Равнодушный взгляд ее скользнул по старику:
– Помпоний Гай Луций? Хорошо. Не надеялась увидеть его здесь…
Она подошла к остальным, по ходу разглядывая их:
– Этот знатный из конницы, этот тоже из конницы и эти двое, а это пехотинец. Странно, как он здесь оказался. Опять из конницы. Он из деревни, служит недавно…
– Я хотел бы услышать нечто иное, госпожа, – почтительно остановил женщину Авес.
– Что именно?
– Например, госпожа ни словом не обмолвилась о том, красивы ли они или…
– Очень красивы, Авес. Так красивы, словно их подбирали специально…
Пряча за папирусным свитком лицо, Лиина тихо прыснула.
– А ты что здесь делаешь? – обратилась женщина к дочери. – Почему не спишь?
– Я спала, —Лиина свернула папирус, села. – Спала и проснулась, потому что услышала их. Не могла же я не узнать: кто они и зачем пришли сюда?
– Узнала?
– Да.
– Что?
– Их привели, чтобы ты могла выбрать себе мужа или мужей. Это как госпоже будет угодно.
– Лиина! Кто сказал тебе такое?!
Девочка вскочила с ложа, подбежала к Валерию, вытолкнула его вперед:
– Он. Правда, красавец?
– Хорош, – согласилась женщина. – Но пошутили и будет. Пусть уходят. С Помпонием я буду говорить завтра. Точнее сегодня, но утром, а остальные мне не нужны.
– Госпожа, – прошептал Валерий, глядя на девочку умоляющими глазами.
– Невозможно, – Лиина невозмутимо разглядывала бледное от ужаса и отчаяния лицо пленника. – Это невозможно, мама.
– Почему?
– Потому, что, как только они переступят порог этого шатра, их убьют. Тут же, за порогом…
Валерий оцепенел, из последних сил сохраняя осанку и выражение лица, приличествующие хорошо вымуштрованному рабу. Товарищи следили за ним с испуганным непониманием.
– …за ними никто не захочет следить всю ночь. А на кровь завтра слетится столько мух…
– Пусть госпожа простит меня, – Авес решил, что пора и ему вставить слово, —я хотел только немного позабавить вас. Я действительно отобрал юношей знатных фамилий, чтобы они беседой развлекли госпожу. Среди них есть даже поэт. Но разве я виноват в том, что развратные римляне так истолковали мои слова?