Владыка башни
Шрифт:
— Что же, возможно, в безумном бреде Сыновей и есть какое-то рациональное зерно, но, извращение это или нет, я бы очень хотел, чтобы ты там присутствовала. Полагаю, Чтецу тоже будет любопытно с тобой пообщаться.
Ей пришлось переменить четыре платья, прежде чем Велисс осталась довольна. Выбрано было чёрное платье с узким корсажем, кружевными рукавами и высоким воротником.
— Какое же оно кусачее, — бурчала Рива, пока они занимали свои места в процессии перед главными воротами. По обе стороны выстроился отряд гвардейцев, и они медленно тронулись, прошли через ворота и пересекли площадь.
—
— Какая ещё власть?
— Любая. Власть правителя, власть убийцы или, как в твоём случае, власть разжигать похоть в старых козлах, с одним из которых тебе предстоит встретиться этим прелестным утром.
— Похоть? Не собираюсь я ни в ком похоть разжигать.
— Тогда, боюсь, вся твоя жизнь станет сплошной чередой разочарований. — Велисс посмотрела на неё и улыбнулась загадочной, но неожиданно искренней улыбкой.
Изнутри собор ещё больше, чем снаружи, поражал своими вздымающимися арками и высокими окнами. Между изящными пилонами играли разноцветные солнечные лучи, льющиеся через витражи. Воздух был напоен благовониями. Они поднялись на балкон с западной стороны, откуда открывалась прекрасная панорама собора. Под ними в центре находился подиум, окружённый десятью пюпитрами.
Прошло ещё немало времени, прежде чем началась служба. В первых рядах стояли разряженные в пух и прах дворяне и купцы, за ними — народ победнее, а самые неимущие жались вдоль стен. Риве ещё никогда не доводилось видеть такое множество разношёрстного народа в одном месте, она кожей чувствовала их липкие взгляды.
— Сюда что, весь город заявился? — шёпотом поинтересовалась она у дяди.
— Вряд ли. От силы десятая часть. В городе имеются и другие молельни. А в собор приходят либо самые набожные, либо самые богатые.
Ударил колокол, и все разом замолчали. Появился Чтец в белоснежных одеждах, за ним чинно вышагивали пятеро епископов с книгами в руках. Они подошли к пюпитрам, торжественно возложили на них свои фолианты и удалились, молитвенно сложив ладони и опустив глаза. Чтец поднялся на подиум. Благосклонно оглядел собравшихся, посмотрел на балкон и улыбнулся владыке фьефа и госпоже Велисс. Увидев Риву, старец побледнел, улыбка сползла с его губ, отчего они тут же обвисли и сделались похожи на двух влажных розовых слизней. «Что-то не очень это смахивает на похоть», — подумала Рива.
Впрочем, Чтец вскоре взял себя в руки, отвернулся и открыл первую книгу. Звучным и ясным голосом он начал:
— Есть два вида ненависти. Ненависть того, кто знает тебя, и ненависть того, кто страшится тебя. Покажи ненавистнику свою любовь, и он перестанут ненавидеть.
«Книга десятая, — узнала Рива. — Книга Мудрости».
— Ненависть, — повторил Чтец, поднимая глаза на паству. — Вот вы думаете: любовь Отца Мира безмерна, её наверняка хватит, чтобы изгнать из сердец людей всю ненависть. И вы ошибаетесь. Потому что не все люди способны открыть свои сердца для любви. Не все разрешают себе воспринять слова, содержащиеся в этих книгах, а много есть и таких, которые только делают вид, что слышат правду. Не всем хватает смелости свернуть с проторённого пути, отречься от греха в пользу новой жизни под пристальным взором Отца. В обмен он просит ничтожно мало, даёт же много. Он даёт нам свою любовь. Любовь, которая спасает наши души на веки вечные...
Чтец монотонно бубнил, воротник платья нещадно кололся, и Риве сделалось невообразимо скучно. Ей приходилось изо всех сил заставлять себя сидеть спокойно и не ёрзать. «И что я здесь забыла? — думала она. — Играю роль послушной племянницы любимого дядюшки, которого я знать не знаю? Да ещё расселась тут бок о бок с его блудницей».
Её охватило нестерпимое желание сбежать. Просто встать — и уйти. Ведь дядя сам ей сказал, что она вольна делать, что пожелает. А сейчас она желала убраться как можно дальше от этого бубнящего старика. «А ведь когда он меня увидел, он, пожалуй, испугался, — подумала она. — Это была никакая не похоть, а страх». Рива захотелось узнать, почему она его испугала.
Чтец проповедовал ещё около часа, хотя Риве казалось, что прошло никак не меньше столетия. Он делал многозначительные паузы, переходил от одной книги к другой и вновь принимался жевать свою бессвязную диатрибу, посвящённую любви Отца и природе греха. Одним из немногих удовольствий в детстве Ривы были те моменты, когда священник учил её Десятикнижию, зачитывая отрывки с такой страстной убеждённостью, что она с головой тонула в потоке слов. Впрочем, счастливые передышки были короткими, поскольку он сразу же проверял, что она усвоила из урока, а стоило ей ошибиться — и тут же возникала ореховая трость.
Сейчас же, в этой пещере из мрамора и стекла, не звучало даже отголоска той страстной веры: был лишь старик, долдонящий пустую, затвержённую догму. «Не может же все это быть ложью, — думала она, борясь с подступающим к горлу отчаянием. — Даже такие, как дядя Сентес, чувствуют любовь Отца. Где-то должна ведь скрываться истина».
Последние слова Чтеца Рива пропустила мимо ушей, так как предалась воспоминаниям о времени, проведённом с Алорнис. Ей ужасно захотелось ещё раз увидеть, как та рисует. Наконец Чтец замолчал и сошёл с подиума, а паства, склонив головы, поднялась на ноги. Епископы простояли всю службу, несмотря на то что некоторые по возрасту могли соперничать с Чтецом. Они забрали с пюпитров книги и в торжественном молчании последовали за своим главой. Вновь пробил колокол, люди начали покидать собор. Кое-кто из аристократов и купцов пытался приблизиться к балкону, чтобы перемолвиться словечком с владыкой фьефа, но гвардейцы оттесняли их прочь.
— Отлично, — сказал дядя, когда церковь покинул последний прихожанин. Затем он встал и подал руку Риве. — Посмотрим, что этот старый мерзавец скажет нам от своего собственного имени.
— Ваша племянница, милорд? — В безмятежном голосе Чтеца слышалась лишь умеренная доля любопытства с каплей удивления.
Они находились в его личных покоях, куда их проводил холодно-услужливый священник, не скрывавший своего презрения к Велисс и подозрительно косившийся на Риву. Та решила, что на обратном пути обязательно поквитается с ним.
— Именно, Святой Чтец, — ответил дядя. — Моя племянница. Которая вскоре официально будет признана таковой. Для нас было бы большой честью, если бы вы сочли возможным выступить в качестве свидетеля данного акта. А кроме того это развеяло бы ненужные толки глупцов. Все документы у нас уже готовы.
— Я там отметила нужные места, — сказала Велисс, кладя перед Чтецом развёрнутый пергамент и ставя на его край чернильницу, чтобы он не скручивался. — Окажите отеческую милость.
Чтец, не сводивший глаз с Ривы, едва покосился на документ. Страха в его лице поубавилось.