Владыка башни
Шрифт:
— Сделаем это, когда мы доберёмся до леса.
— Вы уверены, что нам позволят пройти? — спросила Дарена, когда они вдвоём объезжали лагерь: Аль-Сорна стремился, чтобы его видело как можно больше людей. — Единственный человек из всего Королевства, которому они это разрешали, был мой отец. Но даже он мог заходить туда только в одиночку и без оружия.
Ваэлин кивнул и пришпорил коня. Его взгляд упал на двух мужчин, сражавшихся на деревянных мечах. Вокруг собралась толпа зрителей. Более рослый умело провёл комбинацию ударов и выбил палку из рук противника, сшибая его с ног.
— Четвёртый! Кто следующий?
Несмотря на мастерство, он был ещё совсем молод. На взгляд Ваэлина, ему едва ли исполнилось двадцать. Со свойственной молодости самоуверенностью он издевательски насмехался над окружившими его мужчинами, которые не желали с ним драться:
— Что, труса празднуете? Ну же, давайте! Три монеты тому, кто окажется лучше меня!
Парень снова засмеялся, но тут же умолк, заметив в толпе Аль-Сорну. Губы забияки тронула улыбка, глаза сощурились. Песнь крови открыла Ваэлину неприятную правду.
— А как насчёт вас, милорд? — окликнул его юнец, салютуя своей палкой. — Не окажете ли честь скромному корабельному плотнику, позволив чуток помахаться с вами?
— В другой раз, — процедил Ваэлин, отворачиваясь.
— Вот как, милорд! — В голосе юнца прозвучала злость. — Неужто вы хотите, чтобы все эти добрые люди заподозрили вас в трусости? Многие здесь интересуются, отчего вы не носите меча.
Кто-то из гвардейцев Северной башни попытался было приструнить выскочку, но Ваэлин жестом остановил его.
— Как ваше имя, любезный? — спросил он парня, входя в круг.
— Даверн, милорд, — с поклоном ответил тот.
— Корабел, значит, да? — переспросил Ваэлин, отдал Дарене свой плащ и поднял с земли деревянный меч. — Однако такое мастерство не получишь, если день-деньской размахивать только теслом.
— У каждого может быть увлечение, не связанное с работой, разве нет, милорд?
— Конечно. — Ваэлин встал в боевую позицию, глядя юнцу прямо в глаза. Даверн выдержал взгляд, но в глубине его зрачков Ваэлин обнаружил разъедающую ненависть.
Даверн моргнул, и палка Ваэлина после обманного выпада в голову обошла его защиту и, проскочив под блоком, ударила в центр груди. Парень шагнул назад, замахал руками, но так и не сумел сохранить равновесие — шлёпнулся на задницу, к огромному удовольствию толпы. Среди смеха и издевательских выкриков послышался звон монет: народ, оказывается, не преминул сделать ставки.
— Никогда не смотри в глаза врагу, — сказал Ваэлин Даверну, протягивая тому руку. — Это первый урок, который я усвоил от своего мастера.
Даверн, отказавшись от помощи, поднялся на ноги. Веселье сползло с его физиономии.
— Давайте ещё раз. Может быть, теперь и мне удастся чему-то вас научить.
— Сомневаюсь, — ответил Ваэлин и швырнул палку гвардейцу. — Назначить этого человека сержантом, пусть обучает своих товарищей.
— Предложение остаётся в силе, милорд! — крикнул ему вслед Даверн, но Ваэлин молча забрал свой плащ у Дарены, и они поехали прочь.
— Вам следует опасаться этого выскочки, милорд, — предупредила Дарена. — Мне кажется, он был бы рад причинить вам вред.
— И не без причины, — пробормотал Ваэлин.
У палатки на краю лагеря его ждала Алорнис: Аль-Сорна решил поселиться вместе с солдатами. Его сестра рисовала — на мольберте был натянут холст. Этот мольберт она соорудила сама с помощью инструментов, позаимствованных у плотника башни: хитроумная конструкция из трёх суставчатых «ножек» легко складывалась так, что её размеры не превышали ярда. К Алорнис с её сумкой рисовальных принадлежностей на плече и мольбертом под мышкой в лагере уже привыкли. Она свободно переходила с место на место, делая зарисовки всего, что привлекало её внимание. Теперь на холсте отображался общий вид лагеря. Каждая палатка и коновязь были выписаны с такой тщательностью, что это не переставало поражать Ваэлина.
— Как тебе это удаётся? — спросил он, заглядывая ей через плечо.
— Так же, как тебе удаётся то, что делаешь ты. — Она оглянулась на брата, сидящего на табурете, смочила в олифе тряпицу и принялась вытирать кисти. — Когда мы выступаем?
«Мы?» Ваэлин приподнял брови, но решил проигнорировать намёк. Они уже достаточно времени потеряли на споры по этому вопросу.
— Через неделю. Может, чуть больше.
— Через Северный лес и в Королевство? Надеюсь, у тебя уже есть какой-то план.
— Да. Я намерен разгромить воларцев, а затем вернуться домой.
— Домой? Значит, ты считаешь это место своим домом?
— А ты разве нет? — Он посмотрел на город в отдалении и на высоченную башню в тёмном обрамлении северного моря. — Именно так я и чувствую с тех пор, как мы сюда приехали.
— Мне здесь нравится, — кивнула Алорнис. — Сама не ожидала, что будет так интересно и красочно. Но все же это не мой дом. Мой дом — Варинсхолд. А если госпожа Дарена не ошибается, от него остались одни головёшки. — Алорнис отвернулась, зажмурив глаза, из которых потекли слёзы. Но, когда она заговорила вновь, повторяя слова, произнесённые уже не раз, взгляд её был твёрд: — Я не позволю тебе бросить меня здесь. Свяжи меня, запри в подземелье, если хочешь, я все равно выберусь и последую за тобой.
— Но зачем? — спросил он. — Что ты собираешься там найти, кроме опасностей, страданий и смерти? Идёт война, Алорнис. Твои глаза могут отыскать красоту во всем, что ты видишь, но в войне нет ничего красивого, и я бы хотел бы избавить тебя от неё.
— Алюций, — произнесла она. — Мастер Бенрил... Рива. Мне нужно знать.
«Рива...» Его мысли то и дело возвращались к девушке, песнь крови пульсировала на одной и той же ноте. Той самой, которая прозвучала в ночь, когда убийцы пришли за аспектом Элерой. Той, которая погнала его через Мартише за Чёрной Стрелой и в Высокую Твердыню в поисках Хентеса Мустора. Приказ песни был недвусмыслен: найти её. Ваэлин постоянно подавлял желание самому запеть и поискать Риву, опасаясь, что утонет в видении, причём на сей раз — навсегда.