Владыка башни
Шрифт:
Казалось, предстоящая осада мало повлияла на распорядок жизни Чтеца. Он ежедневно пересекал площадь во главе своих епископов, хотя немногие теперь падали на колени перед процессией: люди были по горло заняты делами, щедро раздаваемыми госпожой Велисс. Чтец всё так же проводил службы в почти пустом соборе. Впрочем, по слухам, его проповеди сделались куда более горячими и убедительными, чем прежде.
— О войне он даже не упоминает, — рассказывал Риве с Аркеном один из гвардейцев, которому они помогали тащить на стену вязанку стрел. — Похоже, сейчас его
«Книга Жертвоприношения».
— Он читает из неё какой-нибудь определённый отрывок? — поинтересовалась она.
— Ох, и что же там было-то в последний раз?.. — Гвардеец свалил стрелы на огромную кучу над главными воротами. — Что-то о том, как дети Алльтора отказались покинуть его, когда за ним пришла толпа.
— «Клинки постылых ярко блестели в лунном свете, — процитировала Рива. — Но кровь мученика была ещё ярче».
— Точно. Я и на службу идти-то не хотел, забот полон рот, да жена заставила. Впрочем, нынешнего Чтеца можно слушать хоть цельный день. В его устах книги звучат как песня.
К концу первой недели всевозрастающим потоком начали прибывать новобранцы. Сотня в день через полторы недели уже превратилась в четыреста с лишним. Многие приходили семьями. Старики несли длинные луки, мужчины помоложе — мечи и секиры, принадлежавшие ещё их предкам, хотя кое у кого имелись лишь серпы или другой крестьянский инвентарь, который можно было при желании использовать в качестве оружия. Иные явились вообще без ничего, и лорду Мустору пришлось опустошить даже фехтовальную комнату дворца.
— Этот, пожалуй, приберегу для себя, — сказал он, взвесив на руке меч своего деда, пока остальные клинки выносили из зала и раздавали людям. — Срублю пару-тройку воларских голов. — Он сделал несколько выпадов.
— Надеюсь, дядя, я нарублю их за нас обоих, — пообещала Рива.
— Даже и не думай, — решительно возразил он. — Во время осады ты будешь рядом со мной и госпожой Велисс.
— Не буду... — вскинулась Рива.
— Нет, будешь! — впервые за все время рявкнул на неё лорд Мустор, и Рива отшатнулась, увидев гнев на его лице. — Прости, — мягко сказал он, заметив испуг в её глазах.
— Я должна драться, — сказала она. — Я это умею. По правде, это всё, что я умею и могу дать вам и вашим людям.
— Нет. Ты способна дать много больше. Дать нам надежду. Надежду на то, что наш фьеф не сломят выпавшие ему испытания. А надежда никогда не должна умирать. Я знаю, что такое война, Рива. У неё не бывает любимчиков, она пожирает и сильных, и слабых, и искусных, и неумелых. — Он протянул ей руку, она коснулась её. — И старых, и молодых. Дай мне слово, что не покинешь меня и госпожу Велисс.
— Как пожелаете, дядя, — произнесла она, чувствуя, как мягко, но настойчиво он сжимает её ладонь. Лорд разжал руку и повернулся, чтобы уходить. — Владыка мечей, — бросила она вдогонку. — Вы действительно уверены, что он придёт?
— А ты разве нет? Ведь я знаю его хуже тебя.
— Пределы лежат за много миль отсюда, и кто знает, что встретится ему на пути к нам? Жители этого фьефа ненавидят и боятся его. Зачем же ему тогда приходить?
Он обнял её за плечи, и они вышли в сад. Миновали ряды мешков зерна, сваленных на месте редкостных растений, которые подчистую вырубили накануне.
— Когда пала Высокая Твердыня, я нашел там Аль-Сорну, он сидел над телом твоего отца и читал один из их катехизисов. Не знаю почему, но он казался искренне огорчённым. Он также приказал похоронить тела наших солдат в соответствии с заветами Отца. Сколько бы ненависти мы к нему ни питали, уверен, он не платит нам тем же. Он придёт, я в этом не сомневаюсь. Особенно если у нас будет то, что ему захочется спасти.
По вечерам Рива занималась фехтованием. Обычно она тренировалась с двумя-тремя гвардейцами. Они нападали на неё, а она, словно танцуя, отбивала все их удары и наносила свои. Как ни странно, мужчины не казались оскорблёнными, когда терпели поражение от сопливой девчонки. Напротив, талант Ривы воодушевлял их, а кое-кто усматривал в нём даже нечто божественное.
— Сам Отец направляет ваш меч, госпожа, — заявил Лаклин, старый сержант, после того как Рива принудила двух его солдат налететь друг на друга.
Это был кряжистый ветеран, он участвовал во множестве стычек с разбойниками и бунтовщиками и пережил бойню у Зеленоводной. Если не считать Чтеца, он был первым встреченным ею кумбраэльцем, кто знал Десятикнижие почти так же хорошо, как и она сама.
— «Истинно возлюбленным неведом страх войны и лихого меча, ибо Отец не допустит их поругания».
«Но и не потерпит, если они пойдут войной на постылых», — закончила Рива цитату, но решила, что вслух этого лучше не произносить.
Её взгляд задержался на краю плаца, где очередные новобранцы представлялись донельзя измотанной госпоже Велисс. Казалось, советницу можно было встретить одновременно в самых разных местах города. Повсюду за ней таскались два писца, нагруженные многочисленными свитками и приходными книгами, что давало ей возможность тут же подписывать от имени владыки фьефа прошения, заносить в соответствующие графы имена и количество потребного провианта. Каждый вечер все сведения аккуратно переносились в огромный, переплетённый кожей гроссбух. Не раз юная воительница заставала её в библиотеке спящей прямо за конторкой.
Рива заметила тень, набежавшую на лицо Велисс, когда та услышала имя лучника, который привёл с собой тридцать человек. «Брен Антеш, — вспомнила она. — Выполнил-таки своё обещание». Поклонившись сержанту и извинившись, она подошла к советнице, которая буравила взглядом Антеша.
— А нет у вас какого-нибудь другого имени? — осторожно спросила Велисс.
— Какого ещё другого имени, госпожа? — удивился Антеш, качая головой.
— Да так, пришло кое-что на ум, — ответила та.
— Капитан Антеш, не так ли? — вмешалась Рива. — Мой дядя будет рад узнать, что вы сдержали слово.